Неподчинение — первый и наиболее естественный позыв Либерти.
Неважно, приказывают ей, пытаются командовать, взывают или даже молят; она всегда сперва задаст вопрос «Зачем?» И только потом, получив ответ, задумается и, может, что-то сделает. Не очень-то, как кажется, стыкуется с её импульсивностью и готовностью действовать, помноженной на энергичность, но с этим нет никаких проблем, если поддеть дёрн: все эти спонтанные решения — это, в первую очередь, её собственные желания.
«Это хорошая черта.» — Сказал ей как-то отец, не отрываясь от исследований. — «Критическое мышление — жизненно важное качество не то, что для каждого учёного, но человека вообще. Если ты не научишься отделять зёрна от плевел, тебя научат кормиться отбросами.»
И Либерти, неизменно краснея, всегда была страшно довольна этими словами. Разумеется, она делилась своими сомнениями о себе самой не раз, и не два.
И вот, пришёл миг насилия.
Ренни, в общем-то, была не против, но не хотела этого. Тем не менее, её зубы врезались в чужую плоть, не находя ни крови, ни, кажется, мяса, ни, ну само собой, даже костей.
...как же, всё-таки, хорошо было вчера.
«Ты уверена, что это твой номер?» — Спросил у неё Шакал, порядочно, до того, напоив чем-то страшно сладким. Кажется, это называется "медовуха". — «Я уверен, что там живёт Фрилл.»
«Да всё в порядке! Мы с ней вместе живём!» — Ещё и хрюкнула смешливо, понятия не имея, кто такая Фрилл.
Мир тогда был таким простым, и не требовал ровным счётом никаких решений.
Симбиоты, по природе свой, были довольно инертными и безвольными созданиями.
Но только в том случае, если оказывались отрезаны — как и симбиот Либерти, собственно, — от Праматери Гнили. В противном случае они всецело и безоговорочно подчинялись своей первооснове — медленно, постепенно и неумолимо разрушать, низводить до гниющей каши, а потом, финальным беззвучным аккордом, обращать в первородное ничто.
Коим, в сущности и пожалуй, являлись сами.
«Их связь с Праматерью — их клеймо греха.» — Рассказывал отец на ночь вместо сказок. — «Оно настолько сильно в них въелось, что даже будучи отделёнными они поневоле стремятся к простому циклу: разрушать, размягчать, поглощать. Но обрати внимание, что добавь к этому толику свободной воли — и вот их стремления начинают преумножать волю хозяина, будь то страсть, злоба или даже любовь.»
И если уж даже такое жалкое существо как Ренни Либерти смогла подчинить симбиота, нет, вестимо, ничего необычного в том, что некое мистическое существо из другого мира, многократно более сильное, чем жалкий человек, смогло подавить её собственную бунтующую волю.
Ярость, приумножаясь будто по спирали, взвилась в голове метафорическим столбом пламени.
Она не хочет нападать на эссенцию. Она, вообще-то, пришла сюда мир спасти. Она, дура эдакая, думала, что будет хоть сколько-нибудь весело; как, скажем, во время прогулки с Шей, но с той, что уж греха таить было не "сколько-нибудь", было очень даже весело! Хотелось выругаться так грязно, чтобы небеса погрозили нахальной девчонке пальчиком, но в словарном запасе Либерти попросту не было достаточно тяжёлых слов, чтобы выразить весь спектр её глубокосердечных чувств.
Шакал, или же Фрилл, или даже Фрида, которая «Способна исцелить, кажется, любую травму тела, но совсем не знает, что делать с душой», потерявшая всякую волю к осмысленному существованию, прозябающая в Посмертии последние N чего-то-там, минут, часов, дней, недель, месяцев или лет, неважно!; все они смогли бы, наверное, противиться той власти, которая растеклась по девичьему телу, но не она. Не Либерти.
Потому что почему — думала она, впитывая в себя воспоминания Зверя, — почему она, Ренни Либерти, вообще должна решать здесь хоть что-то?
Перед её взором проносились картинки, быстро превращающиеся в призраков, и из золотых глаз симбиота текли слёзы, но это была не её жизнь, и право, соответственно!, не принадлежало ей.
Зверь, как ей думалось, имел полное моральное право сам решить, как поступить с её сестрой.
И, раз уж он хотел воспользоваться Либерти, как сосудом, так тому и быть.
Но Ренни Либерти не была бы собой, если бы подчинилась слепо и бездумно.
Когда Зверь покончит с Ангелом, она, обладая силой Зверя, покончит с ним самим.
Сделка есть сделка, так? Пусть ею подавится. Люди как-нибудь без них разберутся, потому что с ними, прямо сейчас, где-то там позади, люди готовились поубивать друг друга.
Происходящее для Либерти напоминало картину сюрреалиста.
Она видела мир в масляных, сиреневых красках, ярким контрастом на полотне ощущая как Ангела, так и Зверя.
Ей представлялось, что у неё огромные, длинные, страшно когтистые руки, которыми она терзает плоть первой, а потом думалось, что у неё столь мощные челюсти, наполненные света, что ей не составит труда перекусить второго пополам одним махом.
Ренни Либерти попросили спасти мир? Что же, она приложит все возможные усилия.
Отредактировано liberty (2023-10-25 15:14:21)
- Подпись автора
