Когда в дверь стучат, Луар ожидает увидеть кого угодно — Луну, Микоди, кого-нибудь из стражников, но — не Инкрет. Она отрывает взгляд от очередной книжки без энтузиазма, но, стоит ему споткнуться о знакомые черты лица, подскакивает с постели и порывисто подаётся навстречу.

— Что ты здесь делаешь?.. — она игнорирует вопрос, задаёт ответный — такой, казалось бы, неважный, когда они просто были рядом и могли вот как сейчас сжать друг друга в объятиях. Луар жмурится, обхватывая её ещё крепче. По какой бы причине Инкрет здесь не оказалась, ей было это нужно.

Инкрет в её руках — тёплая, мягкая и нежная; так схожая формой с Луной, но такая другая в своём содержании. С ней можно было не сдерживаться, её можно было обнимать крепко, прижиматься — доверчиво, улыбаться — искренне, когда она кладёт голову ей на плечо. Такой до боли знакомый и дорогой её сердцу жест.

Конечно, это королевское вознаграждение, иначе и быть не могло. Думать о том, что их встреча всего лишь брошенное псу лакомство за верно выполненный трюк — гадко, но Луар готова это принять, почти привыкла к тому что хорошее поведение оказывается более выгодным. Только прячется, утыкаясь носом в её плечо, да сопит тихонько. Говорит сбивчиво.

— Колонна приходил ко мне. Предлагал оказать содействие... Свергнуть Луну... Он дал мне кинжал, — её никогда не осматривали, она и без того всегда была у стражи на виду, оружию было взяться просто неоткуда, вот и он остался незамеченным. Луар долго крутила его в руках, пока была одна, раздумывала, но... — Я так и не решилась. Рассказала обо всём ей... Я полнейшая дура, да?

У неё был шанс освободить их всех, хотя бы попытаться — отомстить Луне за всё то, что она сделала Луар и чем угрожала Инкрет, но в конечном счёте, это была далеко не первая возможность её убить. Если бы она только была способна это сделать...

В словах Инкрет была доля истины — стоило ли удивляться? Она успела хорошо изучить Луар и её дурацкие рыцарские замашки, всё чаще с течением времени выходящие ей боком. Это то, какой она была и к чему стремилась, но... было ли это в действительности верным решением?

— Может быть. Может даже он стал бы тираном и город погрузился в хаос... Но ты была бы свободна. Мы были бы свободны, — Луар всегда ставила общее благо выше личного или по крайней мере старалась следовать этой установке. Придерживаться её, когда это ставило под угрозу её собственное благополучие было легко, но напряжение, возникающее в момент осознания чем это может обернуться для кого-то тебе дорогого, было невыносимым.

Она уже потеряла Ричарда — эта утрата была невосполнимой и сидела в ней зудящей занозой; могла ли она сделать больше? Сложилось бы всё иначе, прояви она больше послушания Луне — быть может, встань она на её сторону и сейчас он был бы жив? Она наверняка смогла бы уговорить её спрятать одного несчастного рыцаря в покоях, подобно тому как содержали её, но в конце концов единственное, чего добилась, это права присутствовать на его похоронах. Стоила ли эта поблажка всей её горделивой ерунды?

— Знаешь... Я предлагала ей уехать. Бросить город и его жителей разбираться со всей этой суматохой самостоятельно, — признание звучит тише, Луар трётся щекой о её плечо, ощущая успокаивающие поглаживания, но лишь нервничает сильнее. — Если её смерть значила бы, что мы сможем отсюда выбраться... Оно же должно того стоить?

Имело ли это значение, если она всё равно не смогла — и не сможет?

"Это будет наша с тобой свобода" — Луар берёт эту идею бережно, как хрупкую стеклянную игрушку в ладонях, разглядывает отражающиеся от граней блики; хороша как ни посмотри, звучит так сладко, что почти страшно верить, что это может быть возможно. Однажды она уже обожглась на этой мечте выбраться из Аркаса. Ничто не мешало истории быть цикличной.

— Я бы хотела чтобы у меня получилось, — ей плевать на всех тех людей, о которых говорила Инкрет. Наверное, ей стало плевать ещё в тот момент, когда Луна посмела её устыдить за дурное обращение с обезболивающим — Луар не была виновна в том что всем им потребовалась помощь и как бы не хотела её оказать, была просто неспособна тащить на своём горбу вину за целый Аркас — и не хотела. Как прежде, когда в её силах было помочь выбраться из Нижнего города паре-другой человек, так и сейчас она имела силы и возможности беспокоиться об ограниченном числе людей — о себе, об Инкрет...

...о Луне.

— Я утешала себя тем, что именно это меня и остановило. Я не доверяю Колонне, я не знаю никого, кто сгодился бы на роль короля, или никого, кого я была бы готова отдать под это бремя... Может я ошибаюсь, но ты была бы справедливой по отношению к людям. Но я не хочу потерять тебя... — Луар догадывалась, что частота визитов к ней Луны зависела далеко не только от желания прямо сейчас подействовать ей на нервы — убедилась в своих размышлениях, когда Луна свалилась к ней в постель настолько без сил, что попросту уснула. Это не должно быть удивительно, правителей всегда занимает тысяча и одно дело, но подставлять под эту ношу плечи ещё одного дорогого ей человека было непозволительно. — Я думала, что сделала это чтобы отомстить Колонне. Он не говорил прямо, но проболтался о паре вещей, пытаясь меня уговорить... Это по его приказу убили Ричарда и других несогласных с королевой.

Луар цепляется пальцами за её жакет, мнёт ткань в приглушённой, как так и не раскатившийся рык, злобе, вспоминая своего лучшего друга и наставника всех этих лет. Они через многое прошли вместе, он смог преодолеть даже её первичную неприязнь к себе, что было даже сложнее, чем прийтись ей по вкусу с первой встречи, а теперь... У них была всего одна встреча до того момента, как его не стало. Луар должна радоваться, что они успели, но от этого было только горше — всего одна. Человек, не смогший его защитить, оградил от него наименее представляющего угрозу человека и не справился со всем остальным. И всё же...

— А ещё... Я его узнала — Луна однажды рассказывала о человеке, который увёз её семь лет назад... Это был он. Он забрал её у меня, — голос затихает снова, Луар жмурится, чувствуя как в груди ворочается что-то противоречивое, тянущееся к Луне через всю боль, непринятие и унижение, что та ей причиняла и продолжала причинять, что-то по-прежнему любящее — уже не за что-то, а вопреки. Ей стыдно за это чувство перед Инкрет, но она всегда была с ней честна — не может скрывать и эту гадкую сторону. — Я бы хотела, чтобы у меня получилось... Но если я не смогу. Прошу, найди способ выбраться отсюда, со мной или без меня... Я сделаю что угодно чтобы ты была в безопасности. Помоги мне в этом...

Знала ли необходимые королеве вещи девушка, проведшая последние годы даже за пределами города? А бедная бродяжка? Луар сдерживается от того чтобы начать их сравнивать в пользу Инкрет и пользоваться гадкими определениями — Луна в её глазах всегда была выше своего происхождения, она не заслуживала чтобы её в него тыкали, словно нашкодившего котёнка, даже сейчас... Всё в словах и даже молчании Луар пронизывала любовь и уважение к ней, лишившей их её саму.

Она шумно втягивает воздух, чувствуя на шее приводящий в чувства поцелуй, возвращающий к реальности — как бы она не любила такую далёкую Луну, у неё всё ещё оставался рядом человек, который любил её здесь и сейчас. Луар мечтала научиться её любить все эти годы, теперь — ей хотелось верить, что после того как её чувства и самоуважение растоптала Луна, это станет стократ легче. "Влюбиться в Инкрет" звучит хорошо и правильно.

— О чём ты говоришь?.. — Инкрет озвучивает настолько странный вопрос. Луар смотрит в её карие глаза слегка растерянно, не понимая шутит она или же серьёзна, но по наитию начинает размышлять вслух о такой возможности. — При ней стража, а если не стража — кажется, она таскает при себе какое-никакое оружие. Возможно, единственный шанс её вырубить — ночью, когда она у себя в покоях, но... вытащить её через караул... Нужно или умудриться договориться со всей стражей на пути, или знать в идеале их маршруты, чтобы пытаться избежать встреч... Боже, Инкрет.

Луар слабо улыбается уголками губ, подаётся к ней ближе — нежно касается носом щеки, прикрывает глаза.

— Ты всё шутишь, да? Я не хочу тебя потерять. Мне страшно... что если рядом не останется даже тебя, даже чего-то настолько стабильного в моей жизни, то всё будет потеряно, — она признаётся шёпотом, оплетает руками её шею, прижимаясь ещё ближе. — Если выбирать, то лучше ты будешь далеко-далеко от меня, но в безопасности, чем станешь жертвой безумной королевы. Особенно — безумной королевы, которую ты попыталась украсть для меня. Даже если я буду об этом сожалеть годами и тосковать в разлуке... я хочу чтобы ты просто была в порядке. Мне этого хватит, правда.

Луар пыталась храбриться и взвалить всё на себя, но её страх перед этим настолько очевиден, что вырывается в словах — а их, в свою очередь, ловит Инкрет. Её хочется заверить, что всё будет хорошо, что ей достаточно будет позаботиться лишь о себе одной, но Луар никогда не любила врать и старалась не делать этого рядом с Инкрет. Вот и сейчас вместо этого она лишь печально опускает уши и молчит, признавая правду в её словах.

Инкрет говорит о серьёзном, перемежает шутками, вызывая улыбку и расслабляя, не позволяя принять сказанное в штыки — и всё же Луар слегка хмурится, пытаясь осознать её предложение.

— Ты хочешь... чтобы я слушалась её? — на фоне того как всё было поначалу, Луар и сейчас была не слишком строптива — в словах возможно, в действиях не решалась ни на что серьёзнее сопротивления, которое вполне можно было счесть игривым; её нельзя было назвать преданной и без всяких "но" покорной — было тяжело просто смириться с тем, как Луна с ней обращалась. Инкрет же, казалось, предлагала сделать именно это.

Держала её лицо в ладонях, обещала не бросать, предлагала потенциально рабочие варианты; Луар вглядывалась в её глаза, слегка прикрыла их и потёрлась о ладонь щекой.

— Хорошо, я постараюсь. Да и тебе не будет ничего грозить, если у неё не будет повода на меня злиться, верно? — если ей можно было верить на слово. Не имеет значения, как унизительно это будет — она всё равно не спаслась бы от происходящего всего лишь проявляя строптивость, напротив, чтобы сломать, у Луны был повод обращаться с ней ещё хуже. Это обман, это противоречит её принципам, но если это способно помочь ей выбраться отсюда с Инкрет... это мелочь. Она справится.

> renaissance >

***

Отредактировано frill (2024-01-08 23:44:53)

Пора возвращаться домой.

С некоторых пор возвращение в свои покои перестало ощущаться как заключение — его можно было назвать даже обманчивым, учитывая, что теперь Луар было достаточно хорошо попросить, чтобы выйти наружу; не в город, но в Аркасе её ничего и не ждало. Она часто помогала Микоди с больными и ранеными, выбираясь пройтись по коридорам и встретиться с новыми людьми, которым она могла помочь; ей позволяли прогуляться в саду, иногда даже удавалось уговорить Луну составить ей компанию, когда они не оказывались слишком заняты друг другом до той степени, что ни сил, ни желания выбираться из постели у них уже не оставалось, и в таком распорядке Луар оказалось даже... спокойно. Она уже имела больше, чем раньше — её кротость и вправду была вознаграждена доверием Луны и это оказалось приятнее, чем казалось ей в самом начале. Казалось, этого могло оказаться даже достаточно.

— Хорошо? — тон звучит беззаботно, слегка удивлённо, словно Луар не ожидала такого вопроса и не видела ни единого повода его задать. Она почти не поднимала взгляд на Инкрет, лишь изредка украдкой подглядывая за выражением лица, в остальном — смотрела по сторонам, пока они заходили в ещё не запечатлённые в её памяти коридоры; словно они что-то искали, но Луар, привыкшая к своему положению, ожидаемо не задаёт на этот счёт вопросов и просто следует за Инкрет.

Что ещё она могла сказать о себе? Они только недавно разошлись с Элией, едва ли Инкрет не знала об их недавнем конфликте, и всё же Луар решает уточнить этот момент.

— Извини, мы поначалу не нашли с Элией общий язык, но сейчас всё в порядке, — ей же было наказано перед ней извиниться? Словно слишком старательная в исполнении приказа, она извинилась за это и перед Луной, и перед Инкрет, которой могло быть обидно за подругу. Так было надёжнее.

Луар послушно поворачивает куда Инкрет нужно, кивает, принимая к сведению слова об Элии — неудивительно, что две самые волнующиеся за неё девушки действовали в этом сообща, но в том не было никакой необходимости. Она теперь была свободнее, с Инкрет они могли встретиться и без посредников, вот, как сейчас, стоило ли вмешивать в это посторонних?

— Она стала больше мне доверять, — Луар жмёт плечами, сообщая то, о чём, вероятно, хотела услышать Инкрет. Отводит взгляд в сторону и не сдерживает мечтательной, слегка смущённой улыбки, когда добавляет то, что интересовало и волновало её саму — хвост эту заинтересованность выдаёт с лихвой даже лучше, чем выражение лица. — Луна стала нежнее... А ещё, несмотря на занятость королевы, она всё же умудряется уделить мне время и выгулять лично.

Несмотря на то как это звучит, это были всего лишь совместные посещения сада или различных залов замка, но для Инкрет это могло звучать и так, как положено — о том что Луна уже выгуливала свою собачку как и подобает на поводке, Луар ей уже жаловалась, стараясь сокрыть тот постыдный факт, что ей это доставило удовольствие. Теперь же она говорит об этом с почти гордостью, какой бы смысл в это слово не вкладывала — сама королева старается разобраться со своими делами побыстрее, чтобы уединиться с ней. Ей стоит быть благодарной, верно?

Дверь закрывается, Луар делает ещё несколько шагов внутрь, но больше не слышит следующего за ней стука обуви Инкрет. Поворачивается и останавливается сама, наконец глядя на неё открыто и прямо, пользуясь тем, что сама Инкрет не поднимала взгляда.

— Я не совсем понимаю, — выражение лица становится слегка виноватым, она сводит брови и продолжает улыбаться, но мягче; складывает за спиной руки, сцепляя их в замок. Ей тяжело назвать хоть что-нибудь, происходящее с момента переворота, нормальным — их с Луной отношения тоже не были "нормальными", они лишь стали лучше на фоне того, какими представали на протяжении последних месяцев. — Разве это не именно то, чего ты хотела? Я её слушаюсь. Она — доверяет мне. Я плохо справилась?

Она говорит об этом так, словно хочет услышать в ответ похвалу, "нет, ты справилась как надо" и такое знакомое и сдавливающее шею "хорошая девочка". Стать ею — разве у неё не была именно такая задача? Должно быть, обмануть что стала ей, но Луар никогда не умела хорошо врать.

Луар не уверена, что думает о потенциальном побеге — когда-то мысль о нём помогала ей держаться, но нужный момент для претворения плана в жизнь так и не мог наступить, сейчас — она и не вспомнила бы про это, если бы душу не скребло гадкое напоминание о том, что Инкрет, осознавала она последствия или нет, предлагала ей смириться именно с такой судьбой питомца королевы. Луар тяжело сказать, привыкла ли она на самом деле, если ещё находила в себе силы искать виноватых в своём положении — застыла где-то между удовлетворением, какое ей дарила Луна, и воспоминаниями о том, что когда-то было иначе.

Попытка смириться и подстроиться кажется ей естественной — Луар прекрасно помнила, насколько унизительно и мучительно проходили дни, когда она ещё пыталась сопротивляться влиянию на неё Луны; сейчас она почти могла вздохнуть спокойно — да, пленница, да, собачка королевы, да, готова поддаваться низменным порывам, лишь бы оказаться приласканной — и что с того? Ей было хорошо от этого. Луне это нравилось. Нужно ли им было что-то ещё?

— Скажи... Когда ты предлагала мне проявить гибкость... Ты хотела чтобы всё это время я мучилась? Ты так расстроилась, потому что она стала ко мне мягче? — получается так, если слова о том, что ей не так уж плохо в заключении порождают такую печальную реакцию — Луар почти стыдно, что расстроила её; могло бы быть, понимай она чего же наконец Инкрет от неё хочет. Разве не Инкрет была той, кто первой привыкла и смирилась с происходящим — иначе почему даже после тех нежных поцелуев, которыми она покрывала её новые шрамы, она так ничего и не предприняла, чтобы её защитить?

— Что из этого не делает меня "собой"? Когда я не радовалась тому, что Луна ко мне добра? — наверное, этого стоило ожидать — Луар становилась податливой рядом с Луной, она всё ещё любила её — когда они наивно обсуждали желание сбежать впервые и сейчас, когда рядом замаячила обманчивая возможность что всё станет лучше и проще без дополнительных усилий, что у них с Луной ещё есть шанс что их отношения наладятся.

Инкрет поднимает на неё взгляд, Луар нежно улыбается ей в ответ, пара шагов — бережно берёт её лицо в ладони, чтобы она не смогла спрятать его снова.

— Тебе здесь плохо? — вместо ответа, который она всё равно не смогла бы дать, сама не уверенная чего хочет и на что смеет надеяться. Но Инкрет — что изменилось для неё? Они обсуждали побег давно, когда ещё плохо представляли чем всё для них обернётся, но с тех пор у них была возможность убедиться в том, что угроза для Инкрет была не такой уж серьёзной, какой Луна её рисовала, если до сих пор с ней ничего не произошло. — Я старалась, чтобы было хорошо. Ты свободна. Тебя никто и пальцем не тронул. Ты можешь — и ведёшь ту жизнь, которой жила все годы до этого, словно ничего не случилось. Или я ошибаюсь?

От признания в любви — такого открытого, искреннего, произнесённого без толики сомнений, — больно. Луар не хочет задумываться об этом дольше того мгновения, в которое это чувство успевает её охватить; в чём причина? В том что она не услышит этих слов от Луны или в том, что даже слыша их сейчас от Инкрет, не чувствует этого?

Долгое время она пряталась в объятиях Инкрет, пользовалась её сопереживанием и чувствами чтобы ощутить себя в безопасности и любимой, но с некоторых пор чувствовала себя одинаково плохо со всеми, стоило только обратить внимание на это щемящее в груди сомнение. Любит ли? Оставалось ли в ней что любить?

—Тебе плохо? — желание защитить Инкрет висело на её плечах заботой и нежностью, но ещё — тяготящим долгом, от которого она не смогла бы избавиться, не потеряв то последнее, что "делало её собой". Стремление защищать тех, кто не был способен сделать это самостоятельно, всегда было её стержнем. За годы в страже ей казалось, что она привыкла к тому что далеко не все могли оценить эти старания, в то время как некоторые и вовсе принимали их как должное, но не ожидала ничего подобного от последнего оставшегося ей близким человека. Инкрет не ценила её стараний и словно бы не осознавала, какая угроза нависла над ней самой; настоящая в отличие от всех этих высоких слов о нежелании жить на чужих страданиях. Куда ей, и вправду, если до сих пор её это не касалось? — Та, кого я любила всю жизнь, больше не относится ко мне как к человеку, даже в обыденных разговорах не забывая напоминать где моё место. Она выдрессировала меня исполнять команды по первому её требованию, заставила носить ошейник и выгуливала меня на поводке, как пса, по дворцовым коридорам, забавляясь с того как я замирала в страхе, слыша чьи-то шаги.

Луар улыбается, гладит Инкрет большим пальцем по щеке, под глазом, так и не желая ни отпускать её лицо, ни прерывать зрительный контакт.

— Мне кажется, я до сих пор ощущаю ту злость, с которой она сдавливала мою шею, пытаясь задушить за то что я её ослушалась — после того как она проткнула мне ладонь кинжалом просто чтобы выплеснуть своё раздражение за то, чего я не делала. Мне страшно произносить лишнее слово в её присутствии, после того как она поняла, что может использовать эту чёртову магию себе на руку — как когда воткнула в меня кинжал, пользуясь тем, что это меня не убьёт, в качестве наказания. Она оставила его внутри и я чувствовала его с каждым вдохом, ощущала как рана срастается вокруг лезвия — она сказала что я красивая, когда я разрыдалась от боли; она вытаскивала его медленно, наслаждаясь моими мучениями, а потом, не дав ране затянуться, запустила в неё пальцы. Я чувствовала каждое их движение внутри, под рёбрами, не могла отвлечься от этого раздирающего ощущения, когда она пыталась втолкнуть их глубже, кричала, — Луар тянется к уху Инкрет и продолжает шёпотом. — Она трахала меня в то же время другой рукой, потому что я текла как сука и скулила, умоляя её сделать это со мной, в отчаянной попытке найти в происходящем хоть что-то хорошее, пока не отключилась от кровопотери.

Чем дольше она говорит, вспоминая всё через что прошла, тем сильнее нарастает её бессильная злоба и раздражение от таких чистых, заботливых и до глупого наивных размышлений Инкрет, слишком поздно спохватившейся со своим желанием что-то исправить. Луар толкает Инкрет назад и вжимает спиной в дверь; пальцы в уже привычном жесте оплетают чужую шею, сдавливают — не до удушья, но в ощутимом дискомфорте. Свободной рукой подхватывает её запястье и держит подле головы, на случай необходимости подавить её слабое сопротивление — даром что стражница, в силе едва ли сможет Луар превзойти.

— Я рыдала у тебя на груди после её визитов. Всё это время ты была в курсе того что происходит, выслушивала меня, утешала и не делала ничего, ожидая того момента когда я прогнусь достаточно, чтобы Луну это удовлетворило, — едва ли она была способна что-то изменить, но даже если это не было в её силах — хотя бы пыталась ли она? Элия была её подругой не первый день или месяц, предпринимала ли она хоть какие-то попытки повлиять на неё, на Луну, найти другие способы вытащить её оттуда раньше? Луар не осознавала зачем ей нужно было выговариваться Инкрет обо всём этом болезненном опыте — думала, что просто нужно выплеснуть эмоции, но на самом деле всё это время это было очевидной, но не озвученной просьбой о помощи — у человека, не способного её оказать. — И теперь ты не хочешь этой жизни? После всего что я уже за неё отдала?

Пальцы сжимаются крепче, лишь слегка мешая свободному дыханию, Луар льнёт к ней всем телом.

— Бедняжка. Тебе так плохо. Тебе станет легче, если я сделаю что-нибудь подобное с тобой? Если это не любовь, ты меня разлюбишь и будешь свободна.

Слова Инкрет — стерильно-правильные, утешающие, пытающиеся успокоить разъедающее её изнутри пламя; это не помогает, распаляет лишь сильнее, несмотря на то что она не спорит, признаёт свою вину и просто хочет помочь ей.

"Заткнись", "ничерта тебе не жаль", "откуда тебе вообще знать какая она" — не срывается с языка, лишь бьётся бешеной пульсацией сердца в висках, "она бы не стала" — привычное, повторяемое ею с тех самых пор как она оказалась в заточении, лживое — Луар теряется от того что эта мысль снова посещает её, пытается укрыть надеждой, убедить не сопротивляться. Это было что-то неправильное, ненастоящее — существует только в её дурной голове и никакого отношения к Луне не имеет.

Почему она не станет? Потому что Луар было страшно?

"Отлично".

Луар вглядывается в лицо Инкрет, замечает влажный блеск в уголках её глаз — ей хочется сделать больно, заставить рыдать, кричать и вырываться, как то делала она сама в руках Луны, — мысль гадкая, чужая, это же Инкрет. Ей хочется отомстить за бездействие, за расползающееся в душе ощущение брошенности, за то что Луна сделала с ней, пока Луар не могла тронуть её и пальцем; просто потому что Инкрет слабее, потому что Инкрет не стала бы жаловаться, стерпела бы, как то делала она сама, потому что любила. Но она ведь не заслужила всего этого, верно?

Пальцы медленно размыкаются — рука всё ещё напряжена, кажется, суставы едва ли не скрипят от того с каким усилием ей даётся остановиться, словно это было и не её желание вовсе.

Инкрет говорила ей о желании помочь, о любви, о сочувствии, но Луар не чувствовала ничего, кроме одиночества — как бы к ней не относились другие, она своими руками пыталась оттолкнуть всех, кто был к ней хоть немного добр; она думала что Элия заслужила это своей навязчивостью, но Инкрет?..

Может так будет даже лучше, если она начала кидаться на людей. Им будет безопаснее вдали от неё.

— Ты была права. Ты опоздала, — Луар отпускает её, без труда выпутывается из объятий, отходит — дальше и дальше, не желая ни видеть её, ни слышать что она была способна сказать ещё; вышла бы вон, да только сама же перекрыла себе выход её телом. Обнимает себя за плечи, до боли впиваясь в кожу пальцами. — Она меня уже не отпустит.

Это — уже не только о стенах и страже, о чём-то глубже, под самой кожей, в разрезах рёбер; поселившемся в самой её голове и диктующем свои правила. Луар страшно. Что с ней вообще происходит?

— Но и ты свободна уже не будешь. Всё как ты и хотела.