Миямото явно задумался.

— Кажется... дай секундочку, сейчас вспомню. — Он аж нахмурился, создав на и без того морщинистом лице ещё несколько ущелий, после чего просиял с тёплой, отеческой улыбкой. — Точно. Оникаге, если я правильно помню. Вернее, так имя коня Онивы запомнила история, а на самом деле, наедине с собой, Гёбу называл его Мэй-О.

После этих слов Миямото понимающе кивнул, всем своим видом выражая, что принимает подозрительность Регины как правильную.
— В двух других нужно прибраться. Извини, я не ждал так много гостей за такой короткий срок. — И развёл руками беззаботно и безмятежно. — И в одном из тех, которые требуют уборки, я уже был сегодня утром, с Бьярки. Минеко, к сожалению, тут одна, и обслужить меня для неё — не проблема, но вот когда гостей становится много — ей немного не хватает расторопности. Но я её всё равно ценю.

К этому моменту Миямото встал уже в профиль, и даже краем глаза не смотрел на Регину, прямо демонстрируя уважение к чужим границам интимного (пусть даже если то и не было особенно нужно).

— Договорились. — Кивает он словно бы себе, всё ещё улыбаясь ласково, и отправляется восвояси. Судя по направлению, туда, откуда они с Региной пришли.

Идея подослать к ним Минеко с саке придёт в хитрый старческий разум несколько позже, когда он некстати вспомнит раздосадованные слова Регины о том, как сильно алкоголь заскучал без алчущих губ.

В одежде Габриэля оказалось на удивление мало интересного.
Пара бумажек из других миров (судя по всему — чеки с неопределённым содержимым), какой-то ключ, отдалённо напоминающий скорее амулет, чем отмычку от дверного замка, пустой кошелёк и белоснежный шёлковый платок, всё ещё хранящий сладкий, почти цветочный аромат. Последнее, пожалуй, было наиболее интересным объектом, и пропажу оного клятвопреступник наверняка бы заметил. Ему нравилось думать, что так пахнет Беатриче.

От нехватки физических упражнений Габриэль явно не страдал.
Расселся он по-королевски: широко раскинув руки и расставив ноги, полусидя, полулёжа, как будто на невидимом кресле-качалке. Меч в ножнах был частично погружён в воду — Габриэль крепко держал его левой рукой.
Паскудный пар, поднимающийся от источника, сегодня явно решил взять отпуск, и не прятал от взора ни дюйма тела Габриэля. На плече был, пожалуй, самый заметный шрам, практически сияющая белизной ровная молния, но отнюдь не единственный.
Глаза до прибытия Регины были закрыты.

— Сука. — Пробормотал он себе под нос, то ли приветствуя Регину, то ли выражая сердечную радость от её прибытия в целом.
Затем, наконец, открыл глаза и проследил за источником шума.

— Да. Пожирателю не пристало расставаться с хозяином. — Невозмутимо нахмурившись, ответил он. Регина наверняка почувствовала толику смущения, прокравшуюся в рыцарское сердце, но сам Габриэль её стоически отверг. Вместо этого он взглянул на Регину с вызовом; ну, насколько позволяло его положение. — Так что, котёнок, мяукнешь?

Изображать смущение от того, что Регина припёрлась в мужскую (по мнению Габриэля; фактически разделения не существовало уже более полувека) купальню, клятвопреступник не собирался. Но и угрозы от него не исходило. Видимо, сказывалась расслабляющая атмосфера.

Подпись автора

Мяукать он, конечно, не собирался. Ни сейчас, ни потом.
Гавкать, даже если очень хорошо попросит, тоже.

Габриэль сперва привычно нахмурился, поняв, что Регина не забыла по пути свой ядовитый, шершавый язык, а затем решил, что, видать, пришла пора воспользоваться не только боевыми уроками учителя. Для него это было непривычно, и оттого — некомфортно, однако — попробовать стоит.
Но — попозже. Прямо сейчас он хотел побыть ещё немножко занудным брюзгой.

— У меча нет рук.
Сказал — как отрезал. К счастью — не Пожирателем, тот так и остался недвижимо наслаждаться горячими источниками. Правда, в ножнах.

Звериный хвост Габриэля, благодаря искажённой водной перспективе, представлялся ещё большим, чем обычно; он был неподвижен, но из-за разошедшихся волн — вторжение ног Регины в воду — казалось, будто начал волнообразное движение на месте.
Знай Регина то, что знала о Габриэле Беатриче, клятвопреступник наверняка не избежал бы шуток о том, что "а некоторые конские стереотипы не заблуждаются, а?" Ну, хоть издёвок на предмет гиперкомпенсации мечом удастся избежать.
В общем, Габриэль не считал, что ему есть чего стыдиться. А теперь не видел особенных причин и что-то прятать.

Вода была обжигающе горячей, но лишь в первую секунду. На вторую источники обволакивали тебя паром и теплом, безжалостно выталкивая всяк возможный страх обжечься.

Именно здесь Регина мяукает.
Прямо тут Габриэль принимает осознанное решение расслабиться.

— От тебя вкусно пахнет. — Нарочито беззаботно роняет он, хоть и смотрит всё таким же мрачным взором на Регину, как и прежде. Некоторые вещи не искоренишь одним простым решением воли.
Это — чистая правда, и всё же Габриэль снова отчего-то слегка смущается, на этот раз не выгоняя чувство так просто вон; смиряется с ним, привыкает к нему, растворяет в себе. Расслабился.

Не отводит глаз, когда в те смотрит Регина, напротив — с вызовом (расслабленным?) смотрит в ответ, думая о том, что те слишком голубые для таких тёплых тонов, что царили в поместье Миямото. Она напоминает ему о небе, тогда как баня явно тяготеет к уюту скворчащего камина. Габриэль подмечает на её лице блестящие капельки пота и только тогда отворачивается.

— Нет. — Твёрдо отвечает он сразу. — После попадания в Шпиль я увидел столько прекрасных, пусть и стоящих на краю гибели, миров, что не считаю правильным завидовать какому-то одному из них. Мой собственный был ценен только одним человеком в нём, но того давно нет среди живых. Так что по дому я не скучаю.

Где-то в отдалении звучали тихие идеально отмеренные шаги, но, пожалуй, услышать их сейчас не могли ни Габриэль, ни Регина.

Габриэль поворачивается к Регине и хмуро щурится.
— Какой из?.. — Успевает спросить он (попутно положив на рукоять настоящего меча большой палец), демонстрируя, что научился у сенсея не только осознанному покою, как дверь к источнику резко открывается.

В проходе — Минеко с закрытыми глазами.
В её руках — поднос, а на нём — три полулитровые бутылочки с саке.

— Мастер Миямото попросил. — Одновременно с тем, как рваными движениями присесть и оставить поднос на краю источника, молвила Минеко, так и не раскрыв глаз, а затем низко поклонилась. — Простите за беспокойство.
И, встав одним невыразимым движением, на которое человек способен не был, Минеко удалилась прочь.

— Ты ещё не залезла в воду, принесёшь к нам поближе? — Невозмутимо поинтересовался Габриэль, скосив взгляд на Регину.

Подпись автора

— Возможно. — Без боя сдаётся Габриэль, прикрывая в этот момент глаза. Пропускать тепло через себя было завораживающе приятно.

В голове, в какой-то миг, проскальзывает дурацкая, но очаровательная мысль, что вылизывать тонкое девичье запястье, придерживая оное обеими руками, чертовски романтично. Увы, ни Габриэль, ни Регина не проверят это на практике. Пока что, во всяком случае.

Регина только начинает говорить, но Габриэль уже по её интонациям понимает — через какое-то время поднос окажется рядом. И неважно, сколько придётся подождать, клятвопреступник, имея в запасе целую вечность, иногда умел быть крайне терпеливым.
Кроме того, думает он краешком сознания, расслабившись донельзя, кажется, сработало. Регина как будто стала мягче, и тёплый пар здесь был не при чём.
Ощущая эдакое превосходство, Габриэль чувствует себя увереннее и лишний раз возносит про себя хвалу учителю. Социализация, что уж душой кривить, для клятвопреступника всегда была сложным делом.

Он настолько доволен собой, что даже не замечает ненавязчивых попыток Регины невинно подгадить.
Открывает глаз Габриэль лишь тогда, когда внезапно слышит имя Шакала.

— Он просто не любит саке. — Отвечает рыцарь, попутно снимая с тела дрёму, хоть ответа у него и не спрашивали.
Габриэль выпрямляется, садясь, и наливает немного японской водки и себе тоже. Он ничего не знал о том, как правильно пить саке, а потому опрокидывает очоко одним махом и приятственно морщится — саке у Миямото было воистину превосходным. Учитель рассказывал, что однажды решил разобраться в том, как добиться чистейшего результата — поскольку сам любил выпить — и, просто-напросто, разобрался.

Вот чему завидовать впору. Габриэль ни секунды не сомневался в том, что Миямото может победить Бьярки, тогда как клятвопреступник купался в лягушатнике вместе с Региной, на которую и смотрел прямо сейчас, ощупывая её взглядом от щёк, по груди и до живота, пока не почувствовал лёгкий щелчок, от которого даже не поморщился.
Уши Габриэля — все четыре — полыхали, он осознал это только сейчас, и это, пожалуй, никак не было связано с Региной. Алкоголь превращал окружающую духоту в удушающее одеяло.

Долгих несколько секунд стояла тишина, потом Габриэль моргнул.
— Всеми сразу. — Касания были приятны. Едва ли Регина была холодной, но на фоне всего вокруг казалась прохладной. Габриэль чуть-чуть нахмурился снова. — Каждые уши слышат свой диапазон звуков. То, что могут уловить верхние — не слышат нижние, и наоборот.

Он мягко перехватывает руку Регины.
— Для пробы ты слишком далеко. — И тянет Регину к себе с тем сортом непреодолимой уверенности в себе, что сопротивляться ему было решительно невозможно.

Затем, когда девушка уже оказывается в воде, рыцарь ловит её и легонько прижимает к себе, второй рукой слегка приобнимает, и наконец, подняв её запястье как самый ценный и трепетный трофей, жадно прижимается к нему носом, торжественно прикрыв глаза, после — проводит щекой и, вдруг широко открыв глаза, смотрит на Регину будто бы недовольно, пряча за этим дурацким чувством жажду.

— Я отчётливо слышу, например, как бьётся твоё сердце.

Меч, как ни странно, так и остался стоять как стоял.

Отредактировано liberty (2023-12-12 02:08:58)

Подпись автора

Некоторые слова Регины пролетают мимо ушей Габриэля, всех четырёх, некоторые — нет.

На несколько долгих мгновений клятвопреступник задумывается о том, что она когда-то считала его милым и безо всяких ухищрений. Как в ранней юности, когда он впервые познакомился с мечом, так и многими годами позже; для неё, существа, прожившего несколько десятков веков, он оставался ребёнком до самого конца.

— Искренность — одна из самых недооценённых добродетелей. — Отвечает он, снова нахмурившись, и от того — будто сызнова смутившись. — Оставь советы по соблазнению для кого-то, кто ими воспользуется.

Габриэль — страшный выдумщик. Всегда был.
И сейчас, отчего-то, держа в своих объятиях живую, тёплую Регину, клятвопреступнику вдруг почудилось, что девушка, на самом деле, мечтает о нежности. Это, несомненно, импликация собственных ощущений, пусть и не буквально; подобно тому, как Габриэль вечно прячет смущение, лёгкое и не очень, за хмуростью лица и суровостью слов.

«Она, небось, ожидает разнузданности...» — Он продолжает дорисовывать реальность, любуясь голубым цветом девичьих глаз.
И, что уж там, ему несложно представить, как его ладони забираются под полотенце и сжимают мягкую грудь, оглаживают живот и раздвигают ноги, предварительно приподняв Регину всю, чтобы после — плавно опустить; более того, Габриэль даже не боится совершить придуманное (куда сильнее его пугают слова, обозначающие эти действия), но то ли это, чего она действительно хочет?

Он и в самом деле хмурится. Когда-нибудь, лет через сто, перестанет, но не сейчас.
А затем проводит тыльной стороной пальцев по шее Регины, невесомо касаясь ими же кожу под подбородком, ненавязчиво вынуждая поднять голову, а затем проводит по открывшейся нежности большим пальцем, словно очерчивает какой-то сакральный ритуал, попутно говоря те самые незначительные слова. Он и правда любил поболтать.

— Шрамы — скучная история. Можешь представить себе сонм бессмысленных драк (бессмысленных, поскольку во всех них Габриэлю была суждена победа), и, скорее всего, не ошибёшься. — Другая рука Габриэля, левая, проводит по её бедру, касается кончиками пальцев ягодиц и слетает прочь, не добравшись до промежности ещё добрых пару дюймов. — Шакал меня другом не назовёт. Я его тоже, он меня раздражает, но, думаю, не по тем же причинам, что и тебя.

Правая рука Габриэля, преодолев подбородок, пальцами — но не всеми — взяла за него Регину, а ритуальным пальцем повела по нижней губе Регины, сминая её и вынуждая приоткрыть рот.

Клятвопреступник хмурится ещё больше, щурится почти сердито.
— Может, хватит уже пустых слов? — Левая рука ложится на талию Регины, прямо на промокшее полотенце, притягивая девушку ближе (как будто между ними ещё оставалось лишнее расстояние), правая, ненароком собрав немного слюны из чужого рта, столь же невзначай большим пальцем размазывает её по щеке Регины, оказавшейся в равной степени и удивительно мягкой и очаровательно маленькой.

Габриэль затыкает рот Регине поцелуем, грубость в котором не смогли бы найти и лучшие ищейки всего бесчисленного множества миров. Поцелуй Габриэля несравнимо нежный, словно посягая устами на губы Регины, он боится им навредить, и ладонь, забравшаяся к её виску, — лишь ласковый охранник от невозможных угроз извне.

Отредактировано liberty (2023-12-12 18:30:34)

Подпись автора

По ходу всего представления в Габриэле крепнет, помимо прочего, уверенность, а вместе с ней возникает снисходительность.

Ему не то, чтобы всё равно, о чём говорит Регина; напротив, клятвопреступник слышит и, главное, слушает каждое её слово, словно не выучил до сих пор, что главное назначение этого рта совсем в другом.

Например, он был согласен с Региной: драки — это весело. Но не рассказы о них. Это, что называется, другое.
А вот с Шакалом он общался не так уж много; вернее — достаточно, тут Регина тоже права, но связано ли это общение с дружбой? Очень вряд ли.

К счастью, все лишние мысли в голове вскоре становятся лишними воистину.

От Регины всё так же вкусно пахнет, и Габриэль наслаждается этим ароматом, пока целует её губы, коими наслаждается ещё больше; будь то мягкость кожи как таковая, будь то чувства, подтверждённые огнём щеки под большим пальцем руки, гладящей девичий висок, будь то даже случайная слюна.
Для обладательницы столь острого языка Регина оказывается на удивление податливой, и потому вызывает честное желание проверить, каков её язык на вкус, но Габриэль — увы! — слишком хорошо себя контролировал. Пока что.

Левая рука соскальзывает с девичьей талии и ненавязчиво задирает мокрое полотенце. Пальцы проходят от копчика по ягодицам, кончиками заглядывая между ними. Именно с этим своим действием — дурак! — Габриэль связывает испуг Регины, которая отнимается, чтобы пригубить ещё немного саке.

Ненужные извинения пресекает сама Регина, своими словами вызывая лёгкую усмешку. Снисхождение.
Габриэль тратит долгую секунду, любуясь девичьей шеей. Регина — сверху, и потому у рыцаря лучшее место в этом театре. Она говорила, что могла бы убить его, и с этим клятвопреступник тоже не спорит, даже про себя, но согласен он и с тем, что саму её от смерти отделяет до приятного лёгкий хруст.

Габриэль помогает Регине вернут чашку на место, попутно подмечая, что немного саке прошло мимо рта — и тут же утирает это место большим пальцем, который с почти детской незамутненностью тут же облизывает.
Оглядывается на меч, который так и стоит колом.

— Пожиратель — опасный и гордый меч. — Произносит он, чувствуя, что делать сейчас должен совсем другое. Например, убрать уже наконец чёртово полотенце, и прильнуть языком к чужой груди, сжимая её обеими руками? Хмурится. — Я не могу рисковать. Он, в отличие от тебя или меня, может попытаться тебя убить.

Ещё секунда, за которую Габриэль успевает моргнуть, и рыцарь одним красивым жестом обнажает золотое лезвие, а затем поднимает его над головой и резко вонзает в горячий источник, в опасной близости от тела Регины.
В момент, когда полотенце оказалось разрезано, это стало почти комично.
На теле Регины нашлась глубокая царапина, зардевшаяся алым. Габриэль изучил её серьёзным взглядом, в котором не было и толики торжества или удовольствия, после чего одобрительно кивнул.

— Твоё тело ему неинтересно. — Он явно вкладывал в это больше, чем пошлую юмореску. — Можешь попробовать взять его.
Вытащить его будет непросто.
Пожиратель нынче был аккурат между Габриэлем, сам он убрал все уязвимые места на пути лезвия, даже хвост, и Региной, чьи капли крови, упав в горячую воду, расцвели багряным цветком. Сталь его, что чувствовали оба, была удивительно прохладной, на общем-то фоне.

То, что Регина могла продолжить собственную же Габриэлью шутку, клятвопреступник даже не подумал.

Подпись автора

Царапина не случайна.
Не так уж сложно не задеть кого-то, махая мечом.
Полотенце, впрочем, стало побочным ущербом.

Клятвопреступник наблюдает за Пожирателем внимательно и пристально, на долгое — сравнительно — время даже позабыв про Регину; говоря о том, что меч мог быть опасен, Габриэль не лукавил. К счастью (для всех сторон, как по мнению рыцаря), полуторный клинок остался к девичьим рукам и вниманию предельно равнодушен.
Не то, чтобы Габриэль всерьёз обеспокоился тем, что Пожиратель предпочтёт Регину своему хозяину, и всё-таки подобный исход исподволь успокаивал.

— Он не злой. — Задумчиво роняет Габриэль, воспринимая слова Регины слишком серьёзно, покуда думал о другом. — Он... скажем так, разборчивый.
«Не то, что я.» — Не без самоиронии думает клятвопреступник, вспоминая недавний поцелуй. Сейчас эта мысль вызвала у него лёгкую улыбку, но позже горечь станет вполне ощутимой.

Регина срывает с себя остатки полотенца, покуда Габриэль наблюдает за этим процессом с нескрываемым интересом. Ровно до тех пор, пока девушка не решает заговорить.

Шпиль — маленькое место.
А Габриэль — достаточно доверчивый человек в том, что, как ему казалось, не слишком-то значительно.
Как итог, он вполне мог поверить в то, что Регина провела собственные мысли по тропе ассоциаций от и до той точки, в которой она находилась сейчас. Про платок он не подумал буквально ни разу; ни сейчас, ни через час.

— Знаю. — Глухо произносит он, нахмуриваясь совсем невесело.

Всё-таки, уроки учителя были чертовски полезны.
Габриэль уверяет себя, что всё нормально, и с Беатриче его связывает не более, чем собственные досужие фантазии, да и сам он не собирался позволять себе меньше, чем желал... и всё-таки, рыцарь ощущает, как холодеют руки, а где-то в глубине души острым ядом отдаётся острый укол эмоций.
Не нужно быть Региной, чтобы понять — Габриэль крайне недоволен, хоть разница с его привычной нахмуренностью и заключалась в паре-тройке незначительных (казалось бы!) морщин.

И тело Регины, и воспоминания о недавнем поцелуе, и дурашливые мысли — всё бесследно слетает прочь. Теперь впору думать, что их с Беатриче к счастью не связывает ничего особенного. Так или иначе, у него нет ни малейшего желания ни отвечать, ни продолжать взаимодействовать с Региной вообще.

Габриэль глубоко вдыхает, явно ожидая от этого жеста успокоения, а затем резко встаёт в полный рост, попутно доставая клинок. Взмахивает хвостом, а затем резко стряхивает им воду, берёт ножны и скрывает Пожирателя в них, а затем молча и нарочито неторопливо уходит прочь, не задерживаясь даже для того, чтобы переодеться; лишь успевает захватить собственное полотенце вместе с одеждой.

Минеко, как выяснилось, безжизненно ожидала в коридоре, открыв глаза лишь тогда, когда рядом показался Габриэль.
— Вас сопроводить, мастер Габриэль?
Клятвопреступник чувствовал гнев, но не считал Минеко заслуженной жертвой, а потом потратил лишнюю секунду на то, чтобы сызнова взять себя в руки.
— Нет, я знаю куда идти. Дождись её.

Минеко покорно кивнула, после чего замерла снова, одними глазами проводив мечника, ушедшего к коридору, ведущему на второй этаж.

Подпись автора