"Хи-ме-ко"

Пропевает, как известную мелодию. Рука касается руки, пальцы прижимаются друг к другу: ее тепло, робкое, осторожное, запоминает его, прячет в сердце, но могла бы - выставила бы на показ.

"Химеко!"

Восклицает, будто представляется на сцене; она - айдол, в одной руке микрофон, в другой - необъятная любовь и преданность фанатов, требующая слишком многого.

- Мне бы больше подошло. Химе~

Кружит вокруг нее, как мотылек вокруг лампочки. Легкая юбка подхватывается ветром движения, слишком длинная, чтобы можно было смущенно воскликнуть что-нибудь милое. Мана с ожиданием смотрит в лицо, жадно ищет реакцию.

Удовлетворения нет, аппетита взамен становится только больше.

- Я не похожа на Ману.

Заявляет, задирая нос.

Портфель бьется о коленки, когда она начинает бежать вперед, бьется еще раз, когда резко останавливается. Эта дорога - для них одних; если и появляются прохожие, то Мана просто закрывает глаза, и их сразу съедает тьма.

Химеко и Мана, Мана и Химеко.
Идут домой.

Подбегает обратно, сверкая бодрой энергией. Пока она не дома, ей можно хоть кричать, хоть вопить, хоть кружиться, стоя на месте, пока голова не закружится так сильно, что ногам покажется, будто под ними нет почвы.
Забирается в личное пространство, возвышается над ней. Немного, но достаточно, чтобы обе чувствовали разницу.

- Давай меняться?

Реакция, на какую она надеется, приходит редко, дразнит, как солнце, края которого виднеются за облаками. Луч вырывается, проводит по глазу, вроде больно, но больше по-усталому неприятно.

Мана может означать любовь, правду, надежду и красное яблоко, нужно только разобрать на наиболее заманчивые кандзи.

Персидская Мана означает вечный.

Мана навсегда.

Портфель тянет вниз, наполненный бессмыслицей, и во рту копятся такие же тяжелые и бессмысленные обещания.

- Не подойдет.

Химеко не похожа на Ману. Дело может быть в привычке, а может быть в том, что Химеко не будет вечной. Так положено, так решено, что люди умирают, что Мана нередко может угадать, когда. Это знание тоже, тяжелое и бессмысленное.

Возвышаться над Химеко не так приятно, когда она это игнорирует. Игнорирует намеренно, зная, что это действует на нервы. Проводит мелком по доске, сотрясая ужасным звуком, оглядывается через плечо, выглядит извиняющейся, но в глазах качует темное, черное даже чувство, цепляется за недостатки, давит на них, ведет мелком по доске, чтобы вывести из себя вибрацией.

- Мы на дороге, ведущей от школы к дому.

Простой ответ, с минимумом деталей. Детали дополняют историю, но освобождают место для возможных дыр. А дыры будут - Химеко просто так не заткнется и не отстанет. Люди, которые думают, что Химе говорит только по делу, ошибаются.

- Леденец хочешь?

Достает из кармана леденец на палочке, бело-красный, даже с бантиком, все, как надо, жаль только, что не большой, как в мультиках. В рот помещается, как влитой, что в детстве, что, тем более сейчас. Мана пробует его на вкус, пробует на прочность клыком, улыбается уголками губ и даже, немного, глазами. Куда Химеко денется? Никуда, и Мана напористо засовывает леденец ей в рот. Мягкие девчачьи губы сопротивляться не умеют, особенно, когда только что задали вопрос. Зубы, если придется, будут выбиты, но сейчас не придется, так что... Все в порядке.

Наслаждайся леденцом.

Яд мажет по языку, застывает на губах, сладкая ложь, в которую легко верится, потому что нет ничего податливее, чем выстрадавший свое, уставший разум человека. Что угодно прошепчи сейчас Химеко - она поверит, примет правду, согласится, как это и должно быть. Мировой порядок вещей, который приходит наконец в порядок, все на своих местах, она проводит генеральную уборку и начинает видеть результаты.

- Создавала для тебя.

Картинка красивая - насмешка, безусловно. Она знает и хвастает этим, забавляется, издевается. Леденцом можно выбить зубы, но он исчезает, потому что не нужен больше. Нет леденца, но от послевкусия не откажешься.

Берет ее за руку. Вынесенный приговор.

- Пойдем, конечно!

Снова веселая, снова по-смазливому обаятельная, колокольчиками звучит голос, с надрывом, с фальшью, которая на поверхность поднимается лишь при Химеко - из-за Химеко. И тянет ее за собой, как маленький ребенок тащит плюшевую игрушку, такая же послушная, такая же мягкая.

Вода в канале бурлит, поднимается, хочет вырваться из-под контроля. Леденца было мало, вздыхает, но за вторым руку не ведет: рано, много, нельзя спешить. Ей трещины нужны, подобно паутине опутывающие всю поверхность.

- Осторожнее.

Ступенька.

Они идут вниз, не наслаждаясь пейзажем, и поэтому мало деревьев, нет цикад и не поют птицы. Им не до пейзажа, небо темнеет, сгущается тучами, но без туч, гонит тень, подгоняет Ману.

- Ты помнишь, что обещала мне утром?

Рука в руке, ложь во лжи. Сладкая, как карамель, останавливается у лестницы, поднимающейся к храму, поворачивается, улыбается медом. Спрашивает о том, чего нет, смеется тихо-тихо, одновременно - громко.

Слова приклеиваются к языку, присыхают, как мухи, попавшиеся на липкую ловушку, она на самом деле дает десяток обещаний каждый день, не вслух, но обжигающим взглядом. Рукой, ломающей кости.

- Я помню, Химе, как ты плакала и держалась за меня. Как сейчас.

Стекло в глазах меняется на лед, это выглядит так натурально, что она засматривается - разбить, получиться калейдоскоп. Посмотреть бы на мир ее взглядом, ощутить пышущую яростью ненависть к себе. Как ты видишь меня? Какой монстр носит на себе лицо твоей подруги?

Подруга, подруга, пустое слово. У тебя есть друзья? Ты веришь в дружбу? Вереница клятых обещаний, хоровод из клятв, каждая минута, проведенная вместе, воспоминания, канатами привязывающие к месту. Держит на привязи случайно, случайно же обнаружив, как близко дружба к ненависти. Даже любви не понадобилось.

- Ты стала сильнее. Молодец?.. Этого хочешь от меня услышать? Я могу дать тебе всю похвалу в мире.

Солнце закатывается, всходит, слепит глаза, Химеко смотрит на нее из черноты, ее не хочется хвалить. Убить? Перехватывает чужие пальцы, слишком холеные для носительницы меча, держит: я тебя держу. Не ты. Может похвалить, но не хочет, никогда не хотела, ее нужно унизить, опустить так глубоко, чтобы дышать не могла.

- Думаешь, хватит тебе этого, чтобы прикончить меня?