В помещении царит полумрак.
Он кажется почти таким же черно-белым, как и хозяин «Посмертия», с зеленовато-бирюзовым оттенком в качестве третьего ключевого цвета, но в небольшой круговой комнате слева — доступ к которой совершенно свободен — свет есть. Там, над небольшим чёрным пианино, обнимаются розовый, винного оттенка, и свежевыжатый насыщенный оранжевый; освещение обеспечивают две лампы, лучи которых перекликаются, но не полностью. Присмотришься — и начнёшь понимать, что здесь что-то не так и, в то же время, всё в полном порядке.

Хозяин помещения стоит за длинной барной стойкой, прижатой к стене буквой "Г", напротив — несколько столиков по четыре места, окружённые чуть пузатыми диванчиками, и привычным образом протирает стаканы.
Он делает так не потому, что те сколько-нибудь грязные — Шакалу просто нужно чем-то занять свои руки, пока голова размышляет о своём.

«Если нечем заняться — тщательно протри свой жетон. Тут-то и поймёшь, что тебе есть чем заняться.»

Увы, мысли, явно заплутав в лабиринте, неизменно возвращались к одному и тому же — выхода нет.

Помимо Мёрдока в Посмертии был лишь один посетитель, но и тот задремал за столиком, который прятался в особенно густой тени, в уголке. Кажется, Фрида? По ней мало кто сказал бы, что девушка-рыцарь часто заглядывает в питейные заведения.
Вскоре к ней и Мёрдоку добавился ещё один человек.

Ухо едва заметно дёрнулось.
Хвост — нет. Хвоста у Мёрдока отродясь не было.
Всё, что ниже шеи, исключительно человеческое и гладкое, словно отлитое из обсидиана. Лишь глаз в профиль, напоминая древнеегипетские символы с какой-нибудь Земли, будто светился в полумраке.

Химеко.
Шакал знал её имя, знал её вес, рост и внешние приметы. Привычка. Детектив не упустит возможности узнать побольше о тех, с кем живёт бок-о-бок, а иногда — редко в последнее время — и бьётся за спасение мира.
О некоторых вещах Мёрдок догадывался.
Демонстрировать свои знания или догадки Шакал не собирался.

Она откашлялась, Мёрдок плавно тронулся с места.
В руках оказался кувшин с чистой водой, которую бармен щедро плеснул в толстый гранённый стакан, звучно стукнувший по столешнице стойки. Тут таких, вопреки возможной догадке, было немного — подарок Игната. Чистый, между прочим, мать его, хрусталь.

— Добрый вечер. — Удивительно чистым голосом молвил Мёрдок. Услышав его впервые, всякий начнёт думать, что голос ему не очень-то подходит: уж больно Шакал изящный, пусть и высокий, но услышав Мёрдока во второй раз, представить его голос иным было невозможно. — Рад, что вы заглянули.
То, что уголок собачьих губ изогнулся в улыбке, было понятно скорее из интонации, чем по внешнему виду Шакала.

Рядом с кувшином и стаканом с водой легла барная карта.
— Кажется, впервые? На всякий случай: у нас можно курить.
И третья рука будто бы невзначай поднесла к шакальему рту зажжённую сигарету. Дым пах яркими цветами.

Подпись автора

— Давно пора было.
Говорит Футаба.
— Никогда не поздно.
Мягко возражает Шакал.

Он присматривается к Химеко, но без лишней навязчивости; так, поглядывает постольку, поскольку представится случай, запоминая не только сиреневые глаза, но и вежливость, пусть даже _если_ неискреннюю.
Неловкость и неуверенность — уже после.

Цветочный дым вырывается из шакальей пасти, сигарета кочует набок. Смотрится забавно, да и Мёрдок будто бы стремится смотреть на свою посетительницу в профиль. На несколько долгих секунд детектив смотрит явно выше Химеко — где-то там шевелится в сонном приключении темноволосая Фрида.
Затем обязательно возвращается к Футабе.

— Знаю. — Кивает он, на время превратив белоснежное око в одну толстую линию. — Нам не доводилось работать вместе, но мне доводилось многое о тебе слышать.
Оно и понятно — он же, в том числе, и бармен.
В словах Мёрдока нет ни обиды, ни пренебрежения, ни сарказма, ни даже пресловутой иронии; он исключительно доводит до сведения своей посетительницы, что та для него — не безвестная личность, да вкладывает в свои тона крохотную частицу уважения — в ответ на проявленную вежливость и, таки нет-нет, да_ искренность.

Девичья спина расслабляется, и душа Мёрдока улыбается ей в ответ.

— Значит, начнём сначала. — Шакал сызнова выдувает цветочный поток, а затем мягко забирает у Футабы барную карту (впрочем, откладывает её недалеко, явно давая понять, что девушка может запросто вернуться к её изучению, если пожелает), после чего откладывает и сигарету в пепельницу поодаль. Руки у Мёрдока невероятно длинные. — Как насчёт "серебряной пули"?
Тон не оставляет никаких сомнений в том, что это не название коктейля.

Жестом фокусника Шакал ставит стопку на столешницу, предварительно отодвинул кувшин и гранёный стакан в сторону; еще более недалече, чем дотоле - барную карту.
Затем достаёт ликёр (Амаретто) янтарного цвета, отливает на глаз ровно двадцать миллилитров, и тут же — ещё двадцать миллилитров, но уже Бейлиса. Кремовый слой ложится ровным равным слоем поверх медового. Ещё одна рука украшает шот цветком из взбитых сливок цвета шакальих глаз.

— За счёт заведения. — Предлагает Шакал. — Принято пить без рук, но можно и с ними. Здесь никто осуждать не станет. Главное — залпом.
Глаза Мёрдока гипнотизирующе не моргают во всём своём бесстыжем изяществе. К собачьим губам возвращается сигарета.

Подпись автора

Шакал смотрит поверх Футабы.
Фрида, где-то там, позади, шевелится, и явно собирается проснуться. Не сейчас, так несколькими минутами позже. На некоторое время бывший детектив задумывается о том, к каким последствиям может привести знакомство новой посетительницы со старой.

— Ага. — Прижавшись сигаретой к губам, практически мурчит Шакал.
Взгляд Мёрдока снова снимается с девушки-рыцаря и смотрит на Химеко.
Он подаётся вперёд, наклоняется, опираясь локтями на стойку, не скрывая заинтересованности.

Примет ли Футаба вызов?
Главная затея этой "пули" была в том, чтобы девушка немного расслабилась. "Без рук" — очевидное дурачество, и в самом деле характерное для поданного коктейля, но и вариант без придури действительно принимался — Шакал воспринимал его как "мне попалась серьёзная девушка".
Это было неплохо. Шакалу нравились серьёзные девушки.

Ещё до того, как звучит вердикт серьёзной девушки, Шакал незаметно прибавляет к антуражу стойки мягкие салфетки — взбитые сливки очень уж легко пачкаются.

— Омерзительно сладко.
Хмыкает.
— Лучше горькая правда, чем сладкая ложь, а? — Разводит руками Мёрдок не без улыбки на лице.
Сам он любил алкоголь подобного сорта, за что неизменно подвергался насмешкам как Сергея, так и прочих коллег по цеху. Давно это было.

— В моём мире предпочитают свинцовые. — Говорит он тоном, которым обыкновенно начинают долгие истории. — Что же до алкоголя...

Руки в это время вновь принимаются за дело.
Достают слинг, наполняют льдом. Тридцать миллилитров лимонного сока, затем столько же — дынного ликёра, но лишь после десяти апельсинового, "Блю Кюрасао".

— Полагаю, в барах, вроде этого, больше любят скотч, бурбон и джин. Иногда — ром или водку. Некоторые любят пиво, но лично я его на дух не переношу. Разве что Пильзнер... (Шакал сомневается и пожимает плечами; делу это не мешает, и руки в это время доливают белый ром, бесцветную водку и ядовито-зелёный абсент, всё ровно по пятнадцать миллилитров) Я, так уж получилось, больше ценю "девичий алкоголь". Он же — сладкий. Иногда — до омерзительного.

Наконец, Мёрдок доливает в слинг энергетик (кажется, Ред Булл) и аккуратно размешивает коктейльной ложечкой, после чего двигает угощение ближе к Футабе.
— «Зелёная фея». Попробуем ещё раз? Этот залпом пить не обязательно.

Отредактировано liberty (2023-10-03 16:00:41)

Подпись автора

— Потому что дёшев, много и чертовски смертелен. — Кивает Шакал.
Пальцы забирают сигарету из пепельницы и прикладывают фильтр к исключительно-чёрным губам, чтобы вдох — а затем и выдох — породил новую волну цветочного аромата, растерявшую всю свою изумительную серость в царящем полумраке Посмертия.

Если задуматься всерьёз, то это и впрямь удивительно — сколь смертелен свинец даже в тех мирах, где про него и слыхом не слыхивали.

Шакал — зануда.
Он осознал в себе этот недостаток (или достоинство, тут кому как) давно, и давно его принял.
Судье такое к лицу; "зануда" — это ведь не про то, как надо, это скорее про то, как правильно. Чёртова, мать его, справедливость, стоившая Мёрдоку головы сына.

Но здесь, в Посмертии, всё было не столь драматично.
Он, Шакал, лишь рассудил, что будет неправильно не ответить там, где ему есть что сказать. Пусть даже без особенного энтузиазма; этот хитрый зверь и вовсе не должен расплёскиваться без особенного же повода.

— Отнюдь. — Серьёзно заявил Шакал, задрав морду. После очередной затяжки сигарета вернулась в пепельницу, теперь уже насовсем. — Честность — высшая благодетель. Одна из. Оскорбительна, в конечном счёте, только ложь.
Он говорил будто бы неискренне, но от чистого сердца на самом деле.
"Всё тайное становится явным" — эту фразу он любил, хоть и не помнил, откуда подхватил, — "А раз так, то будет лучше не усугублять."
Инвестор из Мёрдока был так себе, но он догадывался о том, как время может повлиять на некоторые цены.

К слову о них, о ценах.

— Нет, разумеется. — Судя по тону голоса, Шакал не отказал себе в лёгкой улыбке, каковыми одаривают несообразительных, но очаровательных детей. — Цена здесь, в Шпиле, понятие растяжимое. Кроме того, я и сам плачу не так, чтобы много. В худшем случае придётся попросить тебя уйти.
Пожалуй, стыдно в таком прямо признаться, но Мёрдок подхватил деловую хватку у Симоны, а та никогда не требовала для себя выгоды, когда обменивала что-то на нечто другое; принцессой гоблинов, прежде всего, руководил интерес. Так и он.

— Кроме того, я ведь и не говорил, что второй коктейль чего-то стоит, так? — Здесь самодовольная усмешка стала совсем откровенной. Он, однако, наклонился, приблизив острую шакалью морду к лицу Химеко так, словно вот сейчас как раз объявит о том, сколько придётся заплатить. — Но если расскажешь что-нибудь интересное, или даже не слишком, я буду благодарен. Что захочешь.

Кислое Химекино лицо неподдельно нравилось Шакалу. Он пытался — будто бы ненароком — увидеть её клыки.
Руки Мёрдока в это время наливали *что-то* в высокий бокал. Вестимо, хозяину.

Подпись автора

— Тогда в следующий раз захвати с собой меч. — Простодушно объявляет Шакал. — Я не прочь... побаловаться.
Она никогда не пробовала рассекать пули? Что же, Мёрдок ещё ни разу не пытался стрелять в тех, кто может рассекать их на лету с помощью меча. Партнёрство имеет все шансы быть взаимовыгодным.

— Но не здесь. — Добавляет он и едва-едва отпивает от бокала, придерживаемого третьей рукой, в котором налито *что-то*.
Здесь — место для покоя. И если уж на то пошло, не только его и Футабы.
Взгляд касается Фриды, лежащей где-то там. Всё ещё лежит. Вот и славно.

Шакальи уши незаметно дёрнулись.
Тцк.

— Твоя правда. — Уступает Шакал. — Что не сказано, того нет. Но это справедливо для всех сторон. Если не сказано, что за второй коктейль надо платить, то надо ли? (он щеголевато пожимает плечами, чувствуя, как привычная меланхолия постепенно отступает; за Футабой, как и за всяким человеком, не слишком хорошо знакомым с алкоголем, наблюдать подлинно интересно — это почти как в сексе; «Непроходимо тупы те люди, что считают, будто все женщины одинаковы» — заключает он про себя)

— Обещаю, что никто не умрёт, если истории сегодня не будет. — Ласково уверяет Шакал с явной улыбкой на своей собачьей морде.
Некоторые истории рассказываются сами по себе, в конечном-то счёте.

Шакал слушает Химеко внимательно. Пожалуй, даже слишком — для такой-то истории.
Ни жестом, ни словом, ни видом не показывает, что ему не интересно. Ему действительно интересно. Но, пожалуй, не история сама по себе, а то, кто и как её рассказывает.
В какой-то момент Мёрдок поднимает морду и смотрит поверх Футабы. Тут он хмурится, но его лицо настолько однотонно, что заметить это едва ли возможно. Химеко возвращает собачье внимание к себе.

— Главное в опьянении — лёгкость. Если мы до неё ещё не дошли, надо ещё немного постараться.
Тот ещё оксюморон, если учесть, какая тяжесть сна грозит тем, кто с алкоголем переберёт.

Химеко хочется погладить по лицу, пройтись длинными пальцами по её щекам и залезть когтями в её волосы. Такой милой она сейчас кажется. Но Мёрдок — приличный мужчина и, к сожалению или к счастью, умеет держать член в штанах.

— Сладкое розовое вино. — Тут же отвечает он, и здесь же бокал, недопитый, оказывается перед Футабой. — Слегка газированное.
Следующий вопрос застаёт Шакала врасплох, но он знает на него ответ.

— Зна...
— ...а я — нет. — Фрида, подкравшаяся словно кошка, подскакивает и тяжело усаживается рядом с Химеко, справа, и беспардонно недовольным взглядом всматривается в лицо Футабы. Кулак подпирает личико, утопающее в золотых облаках. — Покажи.
И, словно догадываясь, в чём тут дело, кладёт левую руку на стойку. Кожа у Фриды столь белая и нежная, что кажется белоснежной. Сама она выглядит маленькой — и ростом, около полутора метров, и возрастом, лет эдак на шестнадцать максимум.

Шакал выпрямляется, оставляя бокал на стойке.
Фрида явно расслабляется и чуть покачивается, кое-как опираясь на свою руку.
— Пожалуйста, окажи честь. — Добавляет она в момент, когда кажется, что её вот-вот стошнит.
Ну, получается, стошнило. Но не тем. Слова отскакивают от жемчужных зубов с тем сортом апломба и учтивости, за которым гонятся если не светские короли с императорами, то уж точно — высокопоставленные дипломаты. На поясе Фриды, слева, висит короткая рапира, кажущаяся невероятно ценной.

Подпись автора

Слегка газированное розовое вино оказывается нетронутым.
Шакал, будучи существом гордым, но не лишённым резона, забирает бокал обратно и отпивает из него, как раз когда Футаба оповещает Фриду, что она, дескать, кусается. Будь в Мёрдоке чуть больше драматизма, он бы непременно поднял бровь, а так — даже плечами не пожал.

— Простите покорно, — Вздыхает куртуазно Фрида (в ответ на всё то же предупреждение), — Но я совсем не боюсь.
Прикрытые на мгновение глаза раскрываются снова; в них то ли пьяная, то ли сонная, то ли и та, и другая дымка. Страха в них и в самом деле нет.

«Фрида из мира вампиров.» — Мог бы добавить Шакал, но промолчал. Тайна родного мира принадлежит каждому посетителю самому по себе, и не бармену из Посмертия её раскрывать. Во всяком случае, не без веского повода. — «И кусали её чаще, чем хоть кого-то из моих знакомых.» (тоже остаётся невысказанным и, честно говоря, даже не подуманным; Шакал явно наслаждался вином и поглядывал одним глазом, в профиль, за посетительницами)

— Не стоит беспокоиться. — Непреклонно вежливо отрезает Фрида с той лёгкостью, с каковой рвётся мокрая бумага. Ненавязчивый жест рукой — пальцы словно пытаются стряхнуть приставший волос — выглядит одновременно и простодушным, и на удивление изящным, подходящим случаю. — Догадываюсь. Но не знаю.

Фрида наблюдает за действиями Футабы с тем сортом спокойствия, за которым нетрудно заподозрить безразличие к собственной жизни.
Это было не так.
Фрида мнила себя неплохим фехтовальщиком, и была склонна считать, что за позерством Футабы скрывается мастерство. Есть чему поучиться. Там, где Химеко была быстра, Фриду учили быть артистичной. Надо ли говорить, что в реальной драке театральные финты годились разве что на насмешки?

Благовоспитанный вздох, хотелось верить, остался незамеченным.

— Зачем остановилась? — Прямо поинтересовалась Фрида одновременно с ударом по лбу Футабы. — Ох, нижайше извиняюсь.
Учитывая учтивые интонации и невысокий рост Фриды, извиняться нижайше ей было совсем не трудно.
— Мне нравилось смотреть за вашими движениями. — По-пьяному искренне заявляет Фрида, но принимает нож в свои руки. Он был не слишком похож на рапиру, но сдавалось Фриде, что справиться с ним будет несложно.

Лезвие начинает свой танец между пальцами Фриды, словно искусный артист. Куда медленнее, проворачиваясь, скользя в до одури опасной близости — будто бы пьяное, но не взаправду — от пальцев, а затем взмывая вверх, и снова падая вниз, постепенно ускоряясь.
— Не сочтите за грубость, но никак не могу позволить себе — Фрида чётко проговаривала каждое слово, явно сосредоточившись на пляске ножа, — считать исполнение своей воли угрозой. Увы, никак не могу лишь понять, в чём здесь цель?

Фрида вздыхает и на очередном подъёме нож выскальзывает у неё из руки, будто бы ненароком выброшенный куда-то назад, за спину Фриды. Одна из рук Шакала его ловит и, эффектно передав через шесть ладоней, кладёт неподалёку от Футабы.

— Кусаетесь, верно? — Фрида склонила голову и смотрит прямо в глаза Футабе. — Кусайте.
И протянула тонкую руку, открыв запястье, украшенное маленькой ямочкой.

В этот момент Шакал всё-таки пожимает плечами.
— Глупость — понятие относительное. — Заявляет он невозмутимо. — Эта затея — не самая глупая, которая приходила в головы здесь, в Посмертии.
Он залпом допивает вино и ставит бокал на стойку, будто бы предлагая его как сосуд.

Отредактировано liberty (2023-10-13 18:34:34)

Подпись автора

— Безусловно. — Разводит руками Фрида, признавая безоговорочно, что проиграла бы Футабе в состязании на скорость. — Хорошо, что, не сочтите за дерзость или дрянной выпад в вашу сторону (улыбается), скорость не всегда хороша. Согласны?
Впрочем, чистая риторика.
Ответа Фрида не ждала, а потому почти сразу переключилась на следующий этап их с Футабой диалога.

Хмурится, не скрывая недовольства.
Словно ребёнка оставили без сладкого не то, что за несущественную провинность, но за отсутствие вины вообще.
Вина, впрочем, тоже не хватало.

— Чистосердечно сожалею. — Выказывает Фрида, после чего на время углубляется в себя. В дурной голове забурлили и мысли не лучше. Зелёные глаза оживают сызнова лишь тогда, когда на руке оказывается бабочка.

— Красиво.
Сказано так, словно красотой вежливости тона собственного голоса Фрида пыталась состязаться с тем, что описывала. Некоторые вещи в неё вросли так, что даже с сердцем из груди — не вырвать; проще говоря — Фрида была вполне себе искренней.

— И даже не щекотно.
Фрида осматривает руку, словно ищет на ней кровавые разводы, но ощущение действительно не то. Взгляд соскальзывает с руки и перебирает сперва, вновь, бабочку, а потом и её хозяйку. Ищет в её глазах надежды, которые можно было бы удовлетворить, но увы — слишком пьяна (или страдает от похмелья? сложно разобрать), чтобы заметить в них что-то, кроме отражения собственных чаяний.
— У вас большие глаза. — Учтиво замечает Фрида, приоткрыв рот.

Шакал безмолвно кивает и достаёт новый бокал, в который наливает остатки бутылки. Это игристое вино — словно сок, но с интересным послевкусием: в начале аромат кажется слабым, но с каждым мгновением становится только ярче и слаще, и так — пока не станет нестерпимым, и только тогда отпускает. Чуть более сложный напиток, чем обычные земные.
Свой бокал убирает, наполненным бокалом заменяет.
Но Фрида снова влезает куда не следует.

— Много. — Кротко отвечает она, после чего, во-первых, в одно акробатическое движением пересаживается на колени Футабы, а затем, и это во-вторых, щедро прижимается губами к бокалу, предназначенному Химеко.

— Тогда я укушу. — Звучит через розовое слегка газированное вино.
Всё происходит так быстро, что здесь в пору уже засомневаться Футабе; так ли медлительна Фрида, как ей хотелось казаться? Вот уже и ладошки — на плечах Химеко, а стремительно приближающийся поцелуй не оставляет никаких сомнений в том, что Фрида предпочитает французскую их разновидность, щедро сдобренную пьянством.

И когда до насильного соприкосновения губ остаётся миллиметр-другой, когтистая чёрная рука хватает Фриду за шкирку, словно котёнка, с лёгкостью поднимает с Химеко и усаживает обратно на место.
Шакал выглядит совершенно невозмутимым, и от того кажется только больше недовольным.

— Не стоит навязываться. — Тихо роняет он, а потом протягивает салфетки Фриде. Та, не выдержав сладости, едва не выплёвывает вино на пол, проронив изо рта лишь пару капель, а потом всё-таки проглатывает всё одним движением, щедро демонстрируя хрупкую шею.
Рядом с Футабой — новый наполненный бокал.

— Из неё пили кровь чаще, чем вино из этого бокала. — Шепчет темнота.
Фрида отвернулась, покрасневшая и пристыженная, пряча набежавшие в уголки глаз полупьяные слёзы, уткнув рот в кулак.

Подпись автора

Боль — как раз то, чего так страстно желала Фрида.
Ну, ещё можно разбавить удовольствием; в сущности — даже нужно. Именно переплетение этих двух состояний доставляло Фриде истинный экстаз, и она, несмотря на младые годы, хорошо об этом знала.
Так что пускай "может быть и больно" — это почти что приказ.

Шакал искренне доволен реакцией посетительниц на розовое вино.
Что Фрида, едва не выплюнувшая, что Футаба, проявившая недюжинное упорство; обе прекрасны.
В некоторых ситуациях Мёрдок проявлял завидное стремление к поиску достоинств в других.

На комментарий Футабы Шакал никакого видимого внимания не обращает. Внутри про себя ничего не думает тоже. Он сообщил, а дальше она пусть что хочет, то и делает с этой информацией. Мёрдок, конечно, поможет Фриде, если что, но не в такого рода пустяках.

— Не расстраивайся.
— Я уже. — Как искренне обиженный ребёнок, тут же отзывается через плечо Фрида.
Действиям Химеко, впрочем, дуэлянтка не сопротивляется. Послушно поднимает подбородок, самым честным образом демонстрируя сердитость, помятую огорчением, и всей своей бледностью лица демонстрирует взрослость, которая, из-за такого тщания, выглядит ещё более детской, чем к тому мысли подталкивает откровенно детский облик.
На щеках блестит румяная краска.

— Без публики целоваться — демонстрировать жадность и малодушие. — Отзывается она дрожащим голосом. И тут же добавляет вдвое больше слов. — Не смею надеяться на прощение, но сие мнение чистосердечно. Простите, от всей души.
И вздыхает, смятённая.

— Всё как я люблю. — Кивает, тем временем, Шакал на рецензию Химеко. Голос звучит тепло.
Его руки, кажется, чем-то заняты, но чем именно — не разобрать. То ли протирают стаканы (или бокалы?), а может — переставляют чего?
Приходит черёд Мёрдока вздохнуть, когда Футаба — вдруг! — озвучивает ответное предложение.

Фрида, в свою очередь, не вздыхает даже, а вздыхает, что называется — чистосердечно и от всей души. Сперва почитает озвученное за самое что ни на есть оскорбление и отражает на лице злость, однако уже через несколько мгновений, видя шею Химеко, страшно краснеет и снова сердится, но теперь — совсем по другим причинам. Брови собираются в кучку, а Фрида, будто бы оскорблённая, сперва порывается встать, а затем, поднявшись было на табурете, усаживается обратно.

Примеряется.

— Нож в таких делах ни к чему. — Ворчит Фрида. — И почти что даже оскорбителен.
После чего, подольнув поближе, кладёт тонкие пальцы рядом с местом, которое собирается укусить, и припадает к нему губами.
Зубы сжимают кожу, — руки Фриды касаются Футабы так невесомо, что можно счесть, будто их рядом вообще нет, — а затем с усилием прокусывают её клыками, разрывая плоть и выдавливая из неё крохи крови. Язык Фриды, мягкий и удивительно длинный, тут же облизывает рану, но не затем, чтобы облегчить страдание, очевидно, а затем, чтобы собрать урожай, который тут же проглатывает, а потом проводит кончиком языка по коже ещё раз — и вот после этого ранка моментально затягивается, растворяясь в золотистых искрах.

Кровь у Химеко, пожалуй, не очень-то и вкусная. Фрида не была ценительницей таких ароматов.
Но сложившимся представлением маленький рыцарь явно была довольна и, выпрямив лицо, она села ровно и расправив плечи. На тонких губах ещё блуждал запах с металлическим оттенком.

— Премного благодарствую. Я беспорочно ценю стремление к компромиссам.

Шакал смерил Футабу, кажется, осуждающим взглядом. Чем он отличался от обычного — решительно было непонятно.

Отредактировано liberty (2023-10-17 00:32:08)

Подпись автора

— Ах, светские беседы! Так... душу греют. — Беззлобно (впрочем, по чести говоря, так без лишних эмоций вообще) отзывается Фрида, прежде чем уложить голову набок (лицом в сторону Химеко) на руки, которые сложила на барной стойке. Вестимо, скоро не иначе как снова спать собралась. — Все мы от рождения малодушные и жадные, — Фрида заговорила тише, но всё ещё чётко и достаточно громко, чтобы к ней не нужно было прислушиваться, — но учение, знание, а затем и понимание, таково моё святое убеждение, делают нас лучше нас же самих.

"Быть лучше" — идея фикс, которая с годами во Фриде становилась только безумнее.

Её личико немножко хмурится, а щёки, покрытые румянцем, надуваются.
— Кусать тебя положено мне, а не инструменту. Пусть даже и хорошему.
Вредная — это точно. И определённо любящая поспорить. Обретя эти характеристики, Фрида прикрыла глаза и широко зевнула, аж до слёз!, щедро демонстрируя жемчужные губы и гибкий язык, а потом улыбнулась как побитый котёнок.

— На вкус как кровь. Ничего особенного. — Честнейше отозвалась она, всем своим видом демонстрируя исключительно доброжелательные намерения. — Только не обижайтесь, пожалуйста. Я ведь, всё-таки, не ценитель.
На следующее непредложение Фрида показательно морщит носик.
— Мне искренне жаль, но не интересует совсем.
И закрывает глаза.

Шакал, закончив со своим протиранием чего-бы-то-ни-было, к этому моменту снова достал сигарету, источавшую столь тонкий аромат, что только посмотрев на морду Мёрдока можно было понять, что помещение охватил слегка розоватый дым, а аромат его был на вкус как воздух; только лучше.
— Я предпочитаю говядину. И сыр. — Невозмутимо заявляет бывший детектив.

Оба — явно не оскорблены и не особо удивлены тем, что кто-то кому-то может предложить отведать человечины.

Фрида, словно чувствуя пьяный интерес в свой адрес, вдруг открывает глаза и улыбается точно воровка, засёкшая подругу-хулиганку на непристойном действии, а потом устраивается поудобнее, так, чтобы её губы и слегка приоткрытый рот — она дышала, судя по всему, через него — были в полном доступе у всех желающих.
Глаза Фриды закрываются.

Шакал в это время поднимает морду и явно улавливает какой-то запах; скорее всего — демонстративно. Чтобы подготовить почву для грядущего отступления.
— Без проблем. — Тем не менее, заявляет он, заглядывает в барную карту и начинает творить магию.

Ставит хайбол, наполненный кубиками льда доверху.
Отходит к холодильнику, спрятавшемуся где-то в глубине его барменского логова, и достаёт оттуда пяток перепелиных яиц, желтки которых вскоре перетекают в шейкер, где сливаются в общей массе с лимонным соком, затем — апельсиновым, раза эдак в два с половиной больше, немного гренадина, сахарного и миндального сиропов, абрикосовый ликёр и, наконец, золотой ром.
Кубики льда кочуют из хайбола в шейкер и там тщательно взбиваются с прочим содержимым.

Веточка мяты украшает оранжево-алый коктейль, который Шакал предлагает Футабе.
— Хелп спешл флип. — И коротко кланяется. — К сожалению, без вишенки. Вишня вся закончилась, мне жаль. Я отойду на пару минут, чувствуй себя свободно и постарайся не убить Фриду, пока меня нет, ладно?

Договаривает сказанное Шакал уже на ходу, выбираясь в зал, а оттуда — на улицу.
Уходит он недалеко, так как вскоре до Посмертия доносятся приглушённые голоса.

— Мёр-рдок! — Радостно взвизгивает хриплый голос.
— Привет, Симона. — Шакал явно более сдержан.
— Я тебье столь-ко всего принесла, хе-хе! — Звучит, вестимо, Симона. Звучит ужасно радостно. — Выбир-рай!

Отредактировано liberty (2023-10-18 23:16:23)

Подпись автора