Ещё в ранней юности Мёрдок осознал, сколь порочен мир, в котором ему довелось родиться.

Изящный и высокий с самого рождения, Мёрдоку была уготована судьба пианиста — с его длинными, пусть и когтистыми, пальцами это было запросто — послушай он мать. К тому же, при церкви возле дома есть такой замечательный учитель музыки! Жаль только, что Мёрдок невольно стал свидетелем того, как мужчина в летах изнасиловал его младшего — на год — друга. Прямо на алтаре.

И всем было наплевать.
Через несколько лет Мёрдок прочитает в газете, что "замечательного учителя музыки" убил недолюбленный ученик. Писали, что из ревности, но Мёрдок в эту версию не поверил.

Надеясь принести в мир немного справедливости, Мёрдок решает стать сначала полицейским, а потом и вовсе детективом.
Сперва всё идёт хорошо — Ван Клиф чрезвычайно талантлив, упорен и смел. Мёрдок находит себе жену, а в возрасте двадцати двух лет у него рождается чудесный сын с птичьей головой; редкость, говорят, что это признак чистоты души. Шакал в этом мире — прирождённый судья и смотритель, кошка — жена Мёрдока — хранительница очага и воплощение одновременно нежности и жертвенности.
Увы, чем выше по служебной лестнице поднимался Мёрдок, тем больше осознавал, насколько низко пал его родной город, и сколь могущественна коррупция, пленившая всё вокруг. Он был молод и наивен, и ещё не осознавал полностью ту меру ужаса, которая ждала его впереди.

Ему говорили не трогать Реваше.
Всем было плевать, потому что так было принято. Корпорации правят городом, они платят зарплаты и решают, кто купается в достатке, а кого лишают головы.
Даже Сергей, единственный шеф Мёрдока, которому тот доверял, советовал держаться подальше. Через несколько лет Сергея убьют в перестрелке.

Они выкрали шестилетнего сына Мёрдока, когда тот окончательно засел у сильных мира сего в печёнках.
Решили устроить игру, в которой Ван Клиф должен был сдаться и принять правила игры. Тот отказался.
Когда Мёрдок добрался до сына, то обнаружил его расчленённым, и уже давно. Заботливо разложенным по холодильнику; весь, кроме головы. Птичья голова — редкость.
Несправедливость, и прежде бушующая в сердце шакала, разожглась кровавым огнём — и он встал на путь личной вендетты.

Жена Мёрдока, узнав о произошедшем, сперва впала в депрессию, а затем и вовсе сошла с ума, не в силах совладать с потерей сына, а затем и мужа, главной целью которого отныне стало одно — месть. Позже она повесится на простыне.

День за днём, неделя за неделей, а потом пролетали и месяца, Мёрдок уничтожал преступников. Полицейский значок сдерживал его, поэтому шакал выбросил его и стал вигилантом. Найти оружие было не трудно — у мерзавцев его всегда предостаточно.

Прошли годы, прежде чем Мёрдок снова увидел лицо сына. Это произошло вскоре после того, как он выбросил главу Реваше из его пентхауса, превратив в шмат отбитого мяса в луже собственной крови. Целая армия подручных не смогла остановить одного-единственного шакала, помогала которому эссенция мира, цепляющаяся за последнюю соломинку; не справедливость, так хоть возмездие. Увы, именно в эту секунду Мёрдок осознал, что проиграл, а его мир — который начал разрушаться ещё в детстве — погиб окончательно.
В этом мире остались только насильники, негодяи и убийцы.
И если он хочет сделать его лучше — ему придётся убить всех.

Мёрдок — выдающийся искатель, но почти всё время проводит в Шпиле, подавая алкогольные напитки в собственном крохотном заведении "Посмертие". Там он работает и хозяином, и барменом, и — много реже — музыкантом. Он всё-таки научился играть на пианино.
Мёрдок флегматичен и хладнокровен, пока у него нет цели. Он может быть многословен, но для этого придётся постараться. Пьёт алкоголь, курит сигареты пачками, но неизменно выглядит замечательно; не прочь трахнуть клиентку, если та не прочь в ответ. Клиенты, если милые, тоже сойдут. Мёрдок дрейфует последние годы, утопая в жалости к себе и бесплодном безграничном самоанализе, но делает это с максимальным удовольствием.

Мёрдок чёрный весь. Ростом чуть больше двух метров, с широкими плечами и узким задом. Из звериного у него — только шакалья башка и когти на пальцах рук, которые он нередко подтачивает. Мёрдок очевидный гуманоид, но наделён силами, которые иначе как "волшебные" охарактеризовать не выйдет: шакал умеет создавать временные дополнительные руки, а вместе с ними — разного сорта оружие, от громкого пистолета до ракетницы, которой можно пробить танк. Главная ложь здесь в том, что любая пушка слабее его кулаков. Воля Мёрдока, несмотря на вялость в бездействии, сильна достаточно, чтобы каждое его решение было его собственным, и ничьим больше; она питает все его силы. Склера глаз Ван Клифа чёрная, а потому нередко кажется, что мягкие белые ресницы и белый зрачок просто нарисованы на лице.

Играбельность: мой. Если уйду — весь админов.

на реконструкции

Играбельность: всё ещё мой персонаж, которым администрация может распоряжаться как посчитает нужным, если я вдруг убегу (да и пораньше тоже, если надо, но если надо, то я и могу за неё поиграть/написать нужный кусок текста). С позволения администрации, её можно брать с собой на практически любые задания, но как боец она так себе, а потому воинствующими спасениями миров занимается нечасто. Вот достать какую-то редкую штуку...

В родном мире Габриэля наткнуться на по-настоящему живого человека — чудо, а уж на ребёнка — и вовсе событие невероятное. Ещё удивительнее, сколь сильно повезло ему самому: из всех возможных некромантов, рыщущих по останкам мира, утонувшего в крови во время Нечестивых Войн, в поисках пригодного материала, его подобрала та, что ещё сохранила в себе остатки человечности.

Наверняка у неё, магистра дьявольских искусств, было какое-то своё, настоящее имя, но для Габриэля она всегда была, есть и останется Мерседес — во веки веков. Старшая сестра, которую он обрёл волей случая, всегда мечтавшая, но в какой-то момент позабывшая, о младшем брате. Ему тогда было около шести, ей — не меньше шести тысяч лет. И тем не менее, Мерседес никогда не указывала Габриэлю на разницу в возрасте; «Да, ты должен меня слушать, но не потому, что я старше, а потому что я лучше знаю этот мир.»

[К сожалению.]

Габриэль вырос самым настоящим рыцарем; у него даже был свой титул — «Рыцарь золотых клятв», который позже сменился на презрительное «Рыцарь-клятвопреступник», что, вообще-то, самая настоящая ложь и дань нескончаемому самобичеванию, коей Габриэль одарил себя сам, — он посчитал, что раз не смог спасти Мерседес, которая добровольно отдала свою вечную жизнь младшему брату, значит — не сдержал клятву.

[Я всегда буду с тобой, и если потребуется — отдам за тебя жизнь.]

Увы, она подобного никогда не желала.
Ей нравилось, что в Габриэле с избытком доброты и сострадания, которые он прячет за хмуростью и показной злобой; ей казалось очень человечным, что несмотря на готовность действовать и искусность в сражениях, в Габриэле всё ещё хватало страха и очаровательной неловкости; особым достижением она сочла искреннюю любовь Габриэля к чтению книг, взращенную в нём ненавязчиво и которую тот и поныне пестует без стеснения. А ещё у него были ужасно мягкие уши и пушистый хвост, которые Мерседес мяла и гладила бесстыже, как только представится случай, и считала эти минуты своими самыми счастливыми в жизни.

Габриэль сам по себе — превосходный воин. Благодаря жертве Мерседес он бессмертен, но не по-настоящему — старость его не возьмёт, и несерьёзные раны ему не помеха, но, скажем, отрезанная голова — всё ещё отличный способ умертвить его насовсем.
Его полуторный меч носит имя «Золотой пожиратель» («Меч Солнцестояния») и он, о чём нетрудно догадаться, умеет поглощать жертв, что пали (или ещё нет, но с которыми имеет прямой контакт) от его клинка. Древний артефакт позабытых паладинов, созданный, чтобы не только убивать восставшее из мёртвых, но и наполняться мощью, и когда плоти будет съедено достаточно — он воссияет золотым светом и станет особенно могуч, искореняя священным пламенем всякое зло.

Наконец, Габриэль умеет давать клятвы. Это не просто слова, это своего рода договор: Габриэль пробудит в себе скрытые силы, суть которых зависит от того, кому он пообещал служить, а мощь — от того, чем он готов заплатить позже, поскольку по окончанию пользования "одолженными" силами Габриэль будет вынужден подчиниться воле того, кому принёс клятву, и исполнить один приказ, важность которого прямо пропорциональна позаимствованной силе; в таком случае он прекрасно осознаёт, что делает, и может чистосердечно поспособствовать исполнению указания, если тот ему по нраву, но не способен противиться данному приказу. У всего этого есть свои ограничения, например — нельзя приказать Габриэлю серьёзно навредить себе, нельзя приказать заключить новую клятву, и нельзя получить сколько-нибудь значительную силу из клятвы недостаточно сильному существу, и кроме прочего — Габриэль может разорвать клятву (но строго и только после того, как расплатится за взятые взаймы силы), однако даже так рыцарь не торопится давать клятвы кому попало.

Играбельность: если убегу - весь администрации; если хотите с собой взять на задание (и администрация не против) - то я (скорее всего) тоже не стану возражать!

Происхождение позволяет ей выбирать - и Луар Авергил занимается балансировкой чаш весов до тех пор, пока не нащупывает собственные желания и интересы. Детство проходит под мелодию скрипки, отрочество - под перезвон клинков, взрослость приносит долгожданную тишину, когда она учится не только делать всё по-своему, но и затыкать рты без применения кулаков.

Кулаки - её первые друзья, - вообще никогда не подводят. Луар за них считают вспыльчивой и проблемной, но на самом деле она всего лишь принципиальная и не привыкла мораль зачитывать, а не вбивать в голову более прямыми методами. Её силу, холодный гнев и чувство справедливости удаётся перенаправить в верное русло - фехтование приносит ей успокоение и понимание ответственности за то, какой урон может нанести оружие в руках. Вместе с ответственностью она впитывает разгоревшееся сильнее желание использовать свои навыки на благо.

На первый взгляд у неё нет проблем, на второй - тоже, потому что Луар предпочитает не посвящать в них никого постороннего и даже своих - неохотно. Разделение у неё чёткое, собственное, не завязанное на положении или связях, но неизменно лишь с двумя сторонами - тех, кого следовало бы поколотить, и тех, чьи права нужно отстаивать; и лишь иногда попадались те, кто нарывался попасть в обе эти категории сразу.

Причины защищать появляются у Луар ещё до того, как она впервые берёт в руки меч - разрастаются тем сильнее, чем больше вещей стремятся попасть под её опеку. Это - её любимое и общепризнанно - то, что у неё получается хорошо. Но ей всё равно чего-то не хватает.

С тех пор как среди людей пошли волнения, связанные с воздвижением стен, помощь таких как Луар становится наиболее актуальна - преданность не позволяет зерну сомнения прорасти до тех пор, пока она лично не отыщет для этого поводов. При всей двоякости ситуации, она и не находит. Королевская стража становится её второй семьёй, а защита короля и каждого из её коллег становится новой первоочерёдной задачей, даже если иногда её покровительство нужно не в ожесточённой схватке или подавлении народных недовольств, а в нетрезвом пути из кабака до дома.

Она амбициозна, но не безрассудна - всё то время что она грезила о спасении мира, она думала не о мире большом и всеобъемлющем, выходящим за пределы взгляда; её спасения жаждал мир обычный, окружающий привычной и относительно спокойной жизнью её одну. Так просто получилось, что пытаясь сберечь второе она напрямую пересеклась с первым - и не справилась.

Пока мир пожирала скверна, в мыслях пульсировало болезненное осознание. Было столько вещей, которые она хотела и пыталась спасти.

И только тебя, Луна, в самом деле не удалось.

- ISTP, 8w9, ...
- Из особенностей: волчьи уши и хвост, шрам на правом плече.
- Владеет скрипкой, но играть публично не любит.
- В команде работает хорошо, но ещё лучше - если она лидер.
- Не занудничает и позволяет людям вокруг свободно набивать свои шишки, если ситуация не жизнеугрожающая.
- Сильная и независимая, но всё равно влюблённый волк уже не хищник.
- Подружка детства? Вмазать бы ей за всё что она натворила. Души в ней не чает. Честно.

Играбельность: нельзя, моё.

Историю пишут победители.

Когда в ходе одной из самых кровопролитных войн в истории Вторая Священная Инквизиция под руководством Вечного Архиепископа пришла к власти, никто не удивился тому, что магия попала в опалу. Народ ликовал: завершились несколько столетий магократического гнёта, поставившего когда-то людей, не одарённых магическим талантом, в положение граждан второго сорта. Колдовство отныне оказалось под запретом, а на смену магическому прогрессу был поставлен более "честный" технический.

Простой народ был зол.

Ведьм и колдунов судили и линчевали, вырезали им языки и глаза, лишая способности колдовать. На улицах пылали костры из магических книг, вгоняя горожан в религиозный экстаз. Тех же магов, кто не хотел стать главным героем очередной показательной казни, свозили в резервации, где не каждый разум был способен выдержать постоянный гул подавителей магии. Инквизиторы без стеснения вырезали целые деревни, жители которых прятали ведьм и колдунов...

Словом, "программа истребления ереси" была настолько эффективна, что скоро от некогда доминирующих в мире магов на свободе осталась лишь небольшая группка безумцев-революционеров, которая, впрочем, была последовательно истреблена.
Народ ликовал.

Мир перевернулся с ног на голову, но, в сущности, остался прежним. Одним людям по прежнему необходимо было угнетать других для поддержания иллюзии своего благополучия. Герника родилась в резервации спустя век с небольшим после войны Второй Священной Инквизиции и Ключа Адирула, представлявшего из себя союз всевозможных колдовских лож, выступивших единой силой против инквизиторов. Дети с магическим даром по прежнему рождались, хотя инквизиция с большим упорством билась над тем, чтобы вывести из человеческого существа магию как таковую. Наука не продвинулась в этом вопросе слишком далеко, но это лишь значило, что ещё больше обитателей резерваций пострадают в руках врачей, даже не рассматривавших их как полноценных людей...
Судьба Герники казалась безнадёжной и безрадостной.

На это действие, однако, тоже нашлось противодействие. Резервация Герники стала первой, обитатели которой отказались мириться с установившимся порядком. Успешный бунт стал вдохновением и для других, и постепенно над миром засмердил чёрный дым назревающей революции, идеалы которой Герника всем сердцем разделяла. Для революционеров всё шло не так уж и плохо - даже среди простых людей многие задавались вопросом о столь жестоком подавлении магов, а так же о том, не является ли подобная политика попыткой отвести глаза граждан от других, более насущных проблем актуального государственного устройства. Маги же только и ждали возможности излить копившуюся век ярость, и постепенно одна за другой резервации открывались, выпуская истощённых, но переполненных яростью людей на свободу.

Герника не понаслышке знала этот испепеляющий гнев, что позволило ей стать вдохновителем для многих освобождённых магов. Вскоре инквизиция назначила награду за её голову...
А вскоре ей пришлось сражаться не только за свою свободу, но и за судьбу целого мира.

Выбрана была не только она, но и несколько её товарищей из повстанческого движения. Оставалось только признать, что для того, чтобы спасти всех, им предстоит совершить невозможное: уничтожить войну как таковую. Даже если для этого придётся брататься со вчерашними врагами, пускавшими твоих сородичей под нож только ради фальшивых идеалов, прикрывавших некомпетентность людей у власти.
И так некогда героиня революции стала презираемым предателем.

Старания Герники и её товарищей ни к чему не привели.
Враги не перестали быть врагами.
Для сражавшихся за свою свободу ведьм воздвигли самые большие костры, известные истории. Эта публичная казнь должна была подвести черту под противостоянием волшебников и инквизиторов...

О, ирония: в зардевшемся пламени, предназначенном для Герники, без остатка сгорело всё... Кроме неё самой.

Играбельность: в плане передачи в чужие руки - нет.

Бьярки, он же — Бьярки Разрушитель, — искатель, которого не пришлось спасать из уничтоженного мира. Потому что его разрушил он сам.

Если большая часть искателей путешествуют в другие миры, чтобы их спасти (или, хотя бы, не сделать хуже), Бьярки отправляется на задания, где не хватает старого-доброго уничтожения; он — печь, что жаждет разрушения, и каким он был когда-то, ненавидящим всё вокруг себя, таким, в сущности, остался и сейчас, вплоть до того, что на "мирные" миссии ему ходить запрещено — во избежание эксцессов.

Бьярки — не безмозглый зверь, однако. Более того, сам он хочет верить, что способен действовать рационально, что, конечно, правда, но лишь отчасти — если Разрушитель возжелает чего-то от всей души, он не остановится, пока не добьётся своей цели, или пока его не убьют.

Превыше всего Бьярки ценит силу и красоту.
И то и другое Бьярки хочет сломать. Убивать при этом необязательно, но если убьют его — Бьярки будет в восторге. Он не из тех, кто ищет, прежде всего, достижения цели как таковой, Разрушитель, в первую очередь, наслаждается процессом, будь то поле боя или шёлковая постель. Он не боится боли, и любит доставлять её другим, особенно — если это продлит удовольствие.

Бьярки проклят бессмертием. Проклят невыразимой силой, которая, к тому же, становится только больше, если Разрушитель столкнётся с чем-то, что превосходит его по мощи, — он переродится, потерпев фатальное поражение, и получит при этом силу ещё большую, чем прежде. Сила эта — многогранна, и в равной степени как защитит его разум от чьего-либо влияния, так и возведёт простую силу как таковую до уровня полубога. Бьярки умеет ей управлять, и не любит применять без особого смысла. Его тело, шрамы на нём, — летопись его смертей, и с каждой новой гибелью добавляется ещё один шрам. Увы, как для самого Бьярки, такого не случалось уже давненько, а единственный недавний победитель — Миямото — как на зло отказался его убивать.

Играбельность: сыграю за него с вами всякое! А если меня не будет — администрация разберётся, чего с ним делать!