Что бы Луна не говорила, она всё ещё оставалась трогательно дрожащей раненой девушкой, прибитой к полу. Об этом приходится напоминать себе, когда пальцы обхватывают рукоять ножа крепче в слегка нервном жесте, слыша знакомое обращение, от которого невольно начинает покачиваться из стороны в сторону кончик хвоста. Она должна её за это наказать, верно? Поддаваясь порыву - хочется вонзить в неё нож снова, может быть, именно туда, где он уже был, но...

Снова вонзить в неё нож в наказание за гадкий язык - это ожидаемо. Разве прелесть завязанных глаз не в том, чтобы она не знала, что с ней будет происходить?

- Наслаждаешься тем какой мразью ты была? - она может думать что очень храбрая и крутая, строя из себя невесть что даже в таком жалком положении, но она могла трепать языком только потому что Луар ей это позволяла. Ей ничего не стоит заткнуть Луне рот или отрезать язык, чтобы та не огрызалась и не делает она этого лишь потому, что хочет слышать растущее в голосе отчаяние со временем и крики, которыми бедняжка уже успела её порадовать. К тому же, сколь бы она не выёбывалась, приказ или, как ей будет угодно, просьбу всё же выполнила - чёрт с ним.

Луар перебирается ближе, усаживается меж её ног, и вместо того чтобы воспользоваться ножом для заполнения уже имеющейся в теле Луны дырки, проталкивает в неё пальцы свободной руки. Склоняется ниже, убрав лезвие от губ вовсе, прикасается к ним языком, слизывая солоноватую и слегка вязкую жидкость, лижет почти что заботливо, словно извиняясь за всевозможные царапины, что могли остаться при знакомстве с ножом. Пальцы медленно разгоняют свой ход внутри, подстраиваясь под то как и ласка языка постепенно становится резче и чаще, приятнее. Луар считала себя поехавшей после того вечера, когда с упрямым усердием насаживалась на королевский кинжал и пальцы, но сейчас, чувствуя как плоть под её языком отзывается вопреки всей перенесённой боли, немного успокаивается - это уже не выглядит таким ненормальным, если подобным образом реагируют уже два человека, верно? Впрочем, не хватало для полной картины вернуть в рану нож или же запустить туда пальцы, чтобы знать наверняка, но им некуда торопиться - Луар ласкает и дразнится, но, зная, какой Луна может быть разочаровывающе быстрой, не очень-то старается позволить ей это. Уж что, а оргазм ещё нужно было заслужить.

Нельзя сказать, что провокации не работают, но если Луна рассчитывала на конкретную реакцию, она ошиблась в одном. Боль - яркая и сильная, но она очень скоро притихает и вовсе проходит, с силами Луар, способными закрыть практически любую рану - довольно быстро. Это всё ещё хороший вариант, но самый лучший заключался в другом. Унижение, какое способна испытать Луна, испытывая наслаждение вопреки своей воле от того, как её мучают - Луар не понаслышке знала, каким оно может быть и как глубоко отпечатывается в сознании, оказывая на него своё пагубное влияние. И судя по физическим реакциям королевы вкупе с её попытками огрызаться, у Луар это удавалось.

Вещи, которыми пыталась её задеть Луна, затрагивали ту её часть, что подобным унижением была извращена - это должно звучать возмутительно, должно злить и ранить тем, какой старательной она оставалась в желании причинить Луар боль, но на самом деле одна только фантазия об этом отзывалась в ней знакомым жаром, пылающим в теле лишь сильнее вперемешку с исступлением, в какое её приводила единоличная власть над чужим телом, такая противоречивая словам королевы.

Хвост Луар, слабо покачивающийся от знакомого унизительного обращения, заходится бесстыдным боем, стоит услышать фантазии Луны на её счёт. Да, она хочет - лижет старательнее, с пущим жаром; положение питомца королевы, игрушки, лишённой собственного мнения, мыслей и желаний, - одновременно самое отвратительное и желанное, что с ней случалось; принадлежать Луне, вопреки её жестокости и надменности, было приятно, просто потому что это была она. Луар сделала много глупостей в желании не сдаваться своей слепой любви и оставаться верной себе и своим принципам, жаждала подогнать под свои стандарты Луну, вырвавшуюся из них как за пределы Аркаса в свои подростковые годы - слишком много думала, загоняла себя и других в рамки морали, пыталась быть хорошим человеком; возможность не быть собой, а просто просить и кричать, поддаваясь желаниям плоти и чужой больной фантазии, было освобождающе и приятно.

Луар - сломленная, лишённая чувства собственного достоинства и сил с этим бороться, - действительно наслаждалась играми королевы; чувствовала это в расходящемся по телу воодушевлении и возбуждении, в желании подать голос, попросить сделать это с ней - чём-то до слёз неестественном и гадком в их отношениях и положении. Ни взращенная в ней ненависть, ни наконец обретённая свобода, не были способны это изменить, даже магия не была способна залечить столь глубокие раны - лишь воспоминания обо всех потерях и об Инкрет, отдавшей свою свободу и жизнь за спасение Луар, не дают ей сдаться и смириться.

Луна накатывается на неё в неоспоримом желании, Луар улавливает момент, отделявший её от оргазма, и останавливается резко - оставляет после себя неудовлетворённое, незаполненное, разочаровывающее - и, выдержав паузу, словно её целью было всего лишь раздразнить и лишить удовольствия, заполняет эту пустоту болью и ножом, вновь резко вгрызающимся во внутреннюю сторону бедра Луны - неожиданно, резко и с силой.

- У меня небольшой опыт в пытках, знаешь, - признаётся, украдкой стирая с щёк влажные дорожки. - Наверное, мне стоит тебя поблагодарить за то, что продолжаешь подавать мне всё новые идеи? Жаль, я уже не смогу опустить тебя на городской площади Аркаса на глазах у твоих же подданных. Как думаешь, многие пришли бы посмотреть на унижение их королевы?

Пальцы, больше не движущиеся внутри, ложатся на ещё совсем недавно обласканный клитор, влажный что от слюны, что от смазки Луны, бережно, но слишком медленно, чтобы достигнуть пика, потирают снова. Ему, чувствительному и всё ещё налитому прилившей к тканям кровью, хочется сделать больно: с силой сжать, ранить, впившись ногтями, возможно, срезать к чертям, но он и возможность мучить королеву удовольствием были Луар ещё нужны.

- А может, кто-то из них захотел бы присоединиться? Вот уж действительно, королева - слуга народа, пущенная им по кругу... - Луар старается, чтобы это звучало насмешливо, но отчего-то даже сейчас мысль о том, что Луну коснётся кто-то посторонний, злило даже как дурацкая фантазия. - Ты прибита к полу и ранена, но всё равно насаживаешься на мои пальцы и кайфуешь. Из тебя получилась бы хорошая шлюха.

Луар не удивлена и не поражена тем, что Луна, вопреки тому как кричала и тяжело дышала, пытаясь свыкнуться и перетерпеть боль, продолжала старательно плеваться ядом - удивительнее что она была волком, а не гадюкой. Ей бы подошло.

Луар ничего не чувствует от попытки Луны, - что, назвать её шлюхой тоже? - но всё равно медленно проворачивает нож в ране, облизывая губы - то ли наслаждаясь её вкусом, то ли мучениями. Когда-то она была гордой и честь для неё много значила, тогда, быть может, её могли задеть подобные фразочки из уст подруги детства, знающей её лучше, чем кто-либо другой, но не теперь. Это даже забавно. Луна так долго унижала и причиняла ей боль, заставляя с ней свыкнуться и смириться до той степени, чтобы начать принимать все эти мучения с распростёртыми объятиями и виляющим хвостом, а теперь вот - не могла пробиться через возведённую ей же самой стену к сердцу Луар. За эти месяцы она научилась терпению и роли игрушки для утех, когда королеве хотелось снять напряжение в конце рабочего дня - в этом не было ничего нового и удивительного, должно быть, для Луны она всё это время именно шлюхой и была.

Кровь из раны в какой-то момент начинает сочиться сильнее - Луар на алую струйку смотрит почти скучающе, выжидает какое-то время и, совершив полный оборот, вытаскивает нож наружу, слабо улыбаясь очередному мучительному звуку, изданному Луной, когда в рану вместо железки забираются пальцы. Бедро - это почти неинтересно; горячо и мокро, ей кажется, что кончик одного из пальцев упёрся в кость, но на этом всё. Луар на пару мгновений замирает с пальцами внутри, прислушиваясь к каждому изданному Луной вздоху, задаваясь вопросом, почему вовсе раны должны быть ей интересны и переводит взгляд на открытый, подрагивающий живот, полный внутренностей.

Она думала, что жаждет причинить боль и увидеть реакцию Луны, но, возможно, ещё немного больше.

- О, хочешь поговорить о ролях? - Луар медленно вытягивает пальцы из раны и она, словно замок-молния, тянется за ними, закрываясь; ткани срастаются и регенерируют - кончики пальцев касаются уже тонкого пореза и растирают кровь в следующее же мгновение уже по зажившей коже. Вымазанная кровью рука быстро холодеет на воздухе, кровь сворачивается и засыхает, но Луар успевает коснуться рёбер Луны и оставить под ними алый влажный след.

Мстительница? Нет. Луар винила в произошедшем Луну - за её отношение к ней и другим "подданным", за то что она довела её до точки невозврата, за все мерзкие, глупые и эгоистичные решения, приведшие к смерти Аркаса; но также Луар осознавала, что Аркасу этой смерти желала именно она сама. Да, довели, да, ей было плохо, и, да, она так больше не могла, но это она отказалась от самой идеи о чужом спасении. Сделай она то что нужно раньше, не решись на побег, и, возможно, все они оказались бы заперты в стенах Аркаса, но живы. Сколько бы она не проклинала королеву, она осознавала свою ответственность за все эти невинные жизни, которые она когда-то поклялась защищать ценой своей.

У неё не было права мстить за них, ведь это она была их косвенной убийцей. Она делала это лишь за себя одну, потому что сил и желания думать о ком-то ещё в ней уже давно не было. И от этого ещё больнее.

Отвечать Луне она не собирается. Она может болтать, потому что ей позволили, но она не будет ничего контролировать.

- Кем ты видела себя, когда запускала пальцы мне под рёбра? Любящим человеком? - голос Луар насмешлив; Луна была так оскорблена и даже удивлена тому, что от неё пытались сбежать, словно на это не было ни единой причины. На рёбрах Луны она рисует небольшую кровавую мишень, пока кровь не высыхает окончательно и Луар не возвращается к её промежности. Выждав достаточное время, чтобы пленница немного остыла, пальцы возвращаются внутрь, толкаясь с прежней лёгкостью, в то время как нож опускается кончиком лезвия на низ её живота. Толчок внутрь - нож ритмично вдавливается в кожу, но ещё не прорезает её, ещё толчок - под лезвием виднеется капелька крови, следующий...

О, она ей не нужна. Луар заметно тормозит перед следующим толчком, сбиваясь с ритма своей маленькой игры, смотрит пустым взглядом на Луну, связанную и обезоруженную - если она хотела сделать ей больно, у неё это получилось... и в то же время нет. На глаза вновь наворачиваются слёзы, но Луар не смогла бы сказать, что их вызвало - внутри ничего нет, кроме лёгкого холодка.

Без сомнений, одной этой фразы хватило бы, чтобы её разбить - её, по-щенячьи преданную и смирившуюся с их нездоровыми отношениями; она обещала убить Луну, если однажды станет для неё меньше значить после всего через что её заставили пройти, чтобы быть рядом. Наивно и глупо просила никогда её не отпускать. Наверное, та Луар умерла в холоде темниц, израненная, истёкшая кровью, со сломанной бесполезной ногой - та, что смиренно считала, что это закономерный исход того что она сорвалась с поводка. Заслуженный.

Следующим движением нож влетает в плоть по самую рукоять - удача, если она не перерезала ей кишки. Пальцы в утешение продолжают толкаться внутри.

Они так долго об этом не говорили. Луар проявила непослушание и Луна слишком сильно увлеклась наказанием вместо того чтобы объяснить что происходит и что она задумала - правда открылась многим позже, когда издалека уже раздались первые неутешительные новости и времени друг на друга у них больше не было. До тех пор Луар наивно полагала, что нужна Луне - они проводили вместе время, когда королева была свободна, ей начали больше доверять, восстановили, пусть и с ограничениями, в статусе рыцаря, позволили держать в замке Тибальта, которого необходимо было выгуливать несколько раз в день - а, значит, могла выходить и она, чтобы этим озаботиться. Луар поступилась своими принципами, попыталась заткнуть глотку страху, какой испытывала после того что Луна сотворила с кинжалом и её внутренностями, всё налаживалось. Она хотела сохранить их отношения хотя бы такими, изломанными, но медленно пошедшими на поправку.

Она так думала.

Но ведь всё это было ложью, верно? В конце концов она нужна была королеве - Луар, обессиленная и при смерти, просила разрешения уехать и под совершенно дурацкими предлогами Луна ей этого не позволила, но уже тогда она знала о магии, стенах и надвигающейся угрозе - правда ли, что не знала о её силах уже тогда? Приходила к ней изо дня в день и не выглядела очень уж удивлённой, когда к ней вернулось зрение, вместо благодарности - проткнула ей руку. Луар уже давно думала о том, что Луна, в отличие от королевы, никогда бы с ней так не поступила - начала задумываться после заточения, но всё началось ещё раньше - её умасливали всего неделю, думая что она достаточно предана, чтобы помочь Луне со встречей с королём и ввязаться в переворот. Её начали использовать ещё тогда, потом всё просто пошло по накатанной - не убедившись в её преданности Луне нужно было её сломать, чтобы использовать новоприобретённую силу как ей вздумается. Если бы не Инкрет, ей бы это удалось. Даже с её влиянием королева была близка к своей цели.

Луна пользовалась её защитой в детстве, пользовалась её домом и благодушием семьи, пользовалась в мелочах - они были детьми, Луар не нужно было ничего взамен; взамен её бросили без предупреждения на много лет и сколько бы раз Луар не повторяла в трубку как сильно соскучилась, вернуться Луну заставил только трон.

Луар много раз повторяла себе, что спустя столько лет к ней вернулась не Луна, но оглядываясь назад, разве она не была такой всегда?

- Думаешь, это для меня новость? Я не нужна тебе вот уже семь лет, - правда, которую она упрямо не желала принимать, слетает с языка с необычайным облегчением, но бесцветным шёпотом - благо, единственный шум издавала сама Луна и должна была всё слышать. - Но знаешь что в действительности это значит? Я больше тебе не принадлежу.

Свобода - что-то настолько далёкое, о чём Луар уже не смела и мечтать, если только не в чертогах смерти, была теперь такой реальной, что она почти не знала что с ней теперь делать. Не всем повезло так, как ей.

- Так же, как и Аркас. Ты положила на этот душный и гнилой город свою жизнь. Потратила много лет, готовилась, побывала в множестве уголков мира, но всё равно вернулась в Аркас. Ты нигде не была нужна, кроме как там - маленький бастард, способный воспользоваться суматохой в городе. Идеальные условия, которые ты уже не сможешь повторить. И всё ради одного несчастного, душного и гнилого города - кто тогда ты, если пожелала обладать именно им? Маленький облезлый щенок, побирающийся помоями? Именно такой, каким ты всегда и была.

Отредактировано frill (2024-12-16 12:49:43)

Это умиротворяюще. Луар никогда не думала о себе как о садистке - до того случая с нападением на Элию она не смела брать в руки оружие для вымещения своей злобы или в жажде удовлетворить какие-то низменные желания; мучить и убивать того несчастного было приятно, ещё приятнее было потом увидеть обеспокоенное лицо девчонки, которая всё это видела. Луну не видит и не увидит в таком положении никто, кроме неё одной, но лучше этого - факт того, что на её месте не Луар. И это восхитительно.

Элия отчаянно пыталась выяснить у них обеих, что же между ними происходит. Что бы она сказала, узнав обо всём этом? Какую ерунду о любви и преданности продолжала бы нести? Если бы она ещё могла говорить.

Вокруг всегда было столько людей. Безразличных, как её стражники, участливых, как Инкрет, Элия или Марко - все они так или иначе знали о происходящем, она не делала этого прямо из упрямой гордости или чувства одиночества, но сделала достаточно чтобы это можно было счесть просьбой о помощи; никто её так и не услышал и не понял. Должно быть, каждому из них было удобнее закрывать глаза на то как серьёзна была проблема, которая пока не касалась их лично; Инкрет пыталась помочь ей сбежать, но когда стало ясно что они не смогут оторваться от преследователей, так и не отозвалась на отчаянную просьбу Луар перерезать ей глотку.

Больше вокруг не было никого. Ни одной души, способной по незнанию сказать ей потерпеть, бросить ерунду о том как Луна её любила, попытаться убедить прогнуться под чужую волю. Ничего ни хорошего, ни плохого. Ничего способного на неё повлиять. Это свобода.

И в то же время немного пустота. Даже Луна больше не болтает, пытаясь её на что-то спровоцировать. Такое очевидное, глупое поведение.

- Что такое? Прикусила свой грязный язык? - не тишина, нет, пока она так громко стонет и кричит; Луар оставляет нож в ней, позволяя тканям медленно срастаться вокруг и рваться вновь от неосторожных, судорожных движений Луны в попытке справиться с болью. Вторая рука всё теми же размеренными движениями Луну ласкает, пока она облизывает вымазанный в засохшей крови палец, пытаясь очистить.

Кровь солоноватая, с металлическим привкусом, немного терпкая с примесью чего-то лишнего; вкус Луны запечатлевается на её языке так же хорошо, как и её изломанный, измученный образ. От Луар не ускользает ни единая деталь, когда она любуется своей работой, слегка прилипшая к лицу промокшая ткань - лишь дело времени, когда станет замеченной.

Очень скоро.

Луар над своим желанием увидеть её слёзы раздумывает недолго - игру в неизвестность можно продолжить в любой момент, когда ей захочется, а вот слёзы королевы были редкостью; она расстёгивает ремень и стягивает с лица Луны повязку, позволяя ей, как слепому щенку, проморгаться от яркого после непроглядной тьмы дневного света и вновь увидеть место, в котором она находилась. Луар смотрит на неё с нежной улыбкой. Растрёпанная, слегка взмокшая от боли даже несмотря на пробирающий холод вокруг, с искажённым лицом, стремящимся не выдать свидетельства её мучений, и красивыми залитыми слезами глазами. Ткань больше не впитывает солёные капли, Луар, потянувшись к ней, ловит одну из них, уже было покатившуюся к виску, и поддавшись какому-то наитию запускает влажный палец в рот. Слёзы безусловно не такие, но как очевидный факт её боли - сладкие, манящие; Луар склоняется к её ушку и шепчет:

- Потерпи, щеночек, - голос мягкий, обращение нежное; язык - ласковый, когда прослеживает влажную дорожку и облизывает влажное, инстинктивно прикрывшее глаз веко. Глазное яблоко под тонкой прослойкой кожи забавно перекатывается, ей почти интересно каково оно на вкус... ощутив под языком неровную поверхность, Луар только сейчас вспоминает о шраме - слишком свыклась с ним на лице Луны, что уже и перестала обращать на него внимание. Забыла какую неоценимую услугу королеве оказала.

Тот самый глаз.

Осознав это, Луар отстраняется и смотрит на свою жертву слегка нахмурившись.

- ...знаешь, ты ведь так и не поблагодарила меня. Ты считала это чем-то само собой разумеющимся, потому что это я лишила тебя его? - это была случайность, ну и что? Без неё даже эта случайность не произошла бы. Королева должна быть вежливой с теми, кто оказал ей услугу. - Я дам тебе один шанс исправиться. Поблагодари меня за исцеление твоего глаза и извинись за то, что проткнула мне руку.

Луна никогда за это ни извинялась, ни благодарила - это было чем-то обычным, ранения в драке это частое и неизбежное; чудесные исцеления очень скоро тоже стали обыденностью. Проткнутая ладошка теперь казалась такой мелочью на фоне всего того, что королева сделала после, но в Луар это всё ещё сидело занозой; она вела себя хорошо, она не заслужила такого обращения, это было несправедливо. Луна должна это признать. Иначе она сделает что-нибудь плохое.

Потеря глаза - это не страшно, даже если у Луар не получится его вернуть. В конце концов от раны, причинённой ей королевой, сама она чуть не умерла.